Книга Живые книги - Мила Иванцова

— Ой, не знаю, может, оно и само пройдет? Вот съем ношпочку… А ты насовсем домой, никуда больше не пойдешь?

— Я посижу около вас, не волнуйтесь, сейчас, только позвоню… брату…

Старушка повернулась на бок и притихла. Казалось, она вжалась в кровать, влилась в нее неотрывно, чтобы не двигаться больше, и замерла с закрытыми глазами и с выражением сдерживаемого страдания на лице.

Женька позвонила Илье и рассказала о таком неожиданном осложнении дома.

— Нельзя медлить, Жень, — неожиданно по-деловому отреагировал парень, — надо вызвать «скорую», у нас бабушка тоже гипертоник, в прошлом году чуть на тот свет не отправилась, врачи говорили, могло быть хуже, если бы вовремя не госпитализировали, а вдруг инсульт? Вызови врачей, от греха. Знаю, какие они упрямые, эти старики, но если их слушать, то может быть поздно.

У Женьки задрожали руки, но она овладела собой и строгим взрослым голосом сообщила Ольге Яковлевне, что сейчас вызовет «скорую», потому что ночь впереди, и той вряд ли станет лучше. А еще предложила позвонить сыну хозяйки, так как нужно бы сообщить.

— Да нет у меня, Женя, никакого сына. Это я так… Чтоб не думали, что совсем я одна…

Илья появился у подъезда, как раз когда носилки с больной закатывали в белый медицинский бусик, а взволнованная Женька сопровождала ее.

Скутер, мчащийся вслед за «скорой».

Знакомый, плохо освещенный коридор в сером кафеле.

Опять большие встревоженные глаза Женьки и дрожание ее пальцев.

Запах медикаментов и короткие фразы врачей.

Пожилая беспомощная женщина, стонущая от каждого движения.

Кардиограмма. Давление. Анализ крови. Прямо на каталке.

Грузовой лифт с тяжелыми железными дверями.

Отделение. Палата на восемь коек.

Дежурный врач с вечерней усталостью в глазах.

Список медикаментов, шприцов и «систем».

Лифт. Круглосуточная аптека на последнем этаже.

Неожиданная цена лекарств.

Лифт. Банкомат в вестибюле первого этажа.

Лифт. Аптека.

Лифт. Отделение. Палата.

Медсестра. Капельница. Врач.

«Она будет спать до утра. Можете идти домой».

Два усталых лица, отраженные в зеркале лифта.

Автомат с кофе в вестибюле.

Ночь. Кофе и перекур у прикованного к ограде скутера.

Рычание мотора.

Девичьи руки крепко обхватили его сзади.

Ночной ветер в лицо.

Чай и бутерброды на чужой кухне.

Поцелуи, нереальные от усталости и взаимного желания.

Разбросанная по кухне одежда.

Сплетение поцелуев, тел и простыней.

Шепот, стоны, крики.

Тишина. Пропасть сна.

42

Амалия накормила Сильву кошачьей едой из пакетика, который купила в маленьком гастрономчике «Самые нужные продукты», затерявшемся между домами, и, если бы не вывеска, никто бы и не подумал, что это магазин. В список самых нужных в спальном районе продуктов вошли хлеб, молоко, сыр, колбаса, сосиски, кофе, пирожные, мороженое, водка, коньяк, пиво, минеральная вода, сигареты и корм для кошек и собак.

Говорливая продавщица расспросила о кошке и посоветовала, что именно взять. А еще сказала, что неподалеку на перекрестке есть киоск товаров для животных, там можно приобрести все необходимое: антиблошиный ошейник, витамины, игрушки, щетку, ведь кошку нужно вычесывать.

У Амалии не было домашних животных, разве что в детстве хомячок. Артур как-то завел было аквариум с несколькими крупными рыбами, но потом вывез его в офис, потому что у нее обнаружилась аллергия на корм. А кошек она считала настолько самодостаточными существами, что хлопоты вокруг них казались просто излишними. Поэтому женщина немного растерялась от этих советов, а дома внимательно присматривалась к Сильве: хорошо ли ей здесь?

Кошка внимательно обнюхала корм в мисочке, а потом не спеша, очень интеллигентно съела его и облизалась. Хозяйка облегченно вздохнула. Вид у Сильвы был вполне опрятный, даже не верилось, что она скиталась где-то по улицам все эти месяцы, которые Амалия живет в ее квартире.

«А может, она жила у кого-то дома и недавно сбежала?» — мелькнула мысль.

— И что с тобой делать, Сильва? Что делать с тобой, когда я и с собой-то не могу разобраться? — вздохнула она.

Сильва села «кувшинчиком» возле пустой миски, внимательно посмотрела на новую хозяйку, а потом подошла и потерлась о ее ноги.

Вечером они сидели на балконе вдвоем — Амалия в кресле, Сильва у нее на коленях. Женщина гладила кошку и думала о своей жизни. Собственно, думала о ней, начиная с того момента, как оказалась в этой квартире, на обочине дороги, по которой они шли вместе с Артуром. О былом она запретила себе вспоминать. Не было сил прокручивать одно и то же кино и чувствовать себя жертвой.

Теперь так. Пусть так. Значит, так… А вот дальше-то как? И сколько его осталось, того «дальше»?

Последний вопрос был крайне важным, ведь от него зависело то, как надо прожить этот отрезок. На «подвиги» у нее уже не хватало денег. А долго прозябать было совсем не интересно.

Вдруг ее пальцы нащупали на боку, под передней лапой кошки, что-то круглое, запутавшееся в шерсти. Она перевернула Сильву на бок, подняла лапку, присмотрелась и увидела, что кошка где-то поймала репей. Наверное, прошлогодний, ведь молодые еще не выросли.

Амалия попыталась выпутать его из кошачьего меха, но ей не удалось. Встала и понесла кошку на кухню, где села под яркой лампой и повторила попытку извлечь репей. Но множество маленьких крючочков, каждый из которых тонок и слаб, вцепились все вместе в кошачью шерсть и держались — не оторвать.

Женщина нашла маникюрные ножницы и осторожно выстригла репей вместе с шерстью. Сильва, на удивление, очень терпеливо все сносила.

— Киса ты, киса… — вздохнула Амалия. — И зачем ты ко мне пришла? Вот только тебя мне и не хватало ко всему…

Сильва потерлась о руку женщины головкой, тихо мяукнула и заглянула в глаза. Что она этим хотела сказать, кто знает?

Ночью Амалия долго ворочалась в постели, не могла заснуть. В голове опять непрерывно шла какая-то «инвентаризация», будто подводились итоги, ракладывалось по полочкам ценное и хлам, и, к сожалению, стоящего, того, с чем было бы жаль проститься, нашлось мало. Хотя за последние дни ее внутреннее состояние изменилось: и пережитый стресс после ограбления и крушения надежд, и неожиданное вмешательство в ее жизнь Женьки, и внимание к ней со стороны Виктора — все это смешалось в странный танец-карусель, где вокруг нее сплелись добро и зло. Еще несколько дней назад она равнодушно наблюдала окружающую жизнь, словно через толстое стекло, разве что немного отвлекалась на чужие истории, однако они лишь временно удерживали от мыслей о крахе ее семьи, о собственной неприспособленности к жизни и отсутствии какого-либо смысла напрягаться, чтобы ее продлить.