Книга Битва за космос - Том Вулф

В этих репетициях принимали участие все трое, но, естественно, Шепард как первый астронавт (теперь его называли так уже открыто) шел первым. Маленькая группа в ангаре С видела теперь Шепарда в обеих его ипостасях, но оба они – и Ледяной Капитан Третьего Ранга, и Улыбающийся Эл – были королями. Обычно Шепард оставлял Ледяного Капитана в Лэнгли, а на Мыс привозил Улыбающегося Эла. Но теперь на Мысе находились они оба. Чем больше росло напряжение, тем больше Эл являл собою непревзойденный образец сдержанности и компетентности. Во время медосмотров, в тепловой и высотной камерах он, как обычно, сохранял хладнокровие. В Белом доме сильно беспокоились, как бы гибель астронавта не повредила престижу США, поэтому на центрифуге в Джонсвилле провели несколько генеральных репетиций. В них приняли участие Эл и его «правые руки» – Гленн и Гриссом, – и снова Эл был невозмутим. Как и во время одиннадцатичасовых полетов на тренажере на верхушке ракеты на Мысе. Был лишь только один видимый признак стресса: циклы «Улыбающийся Эл / Ледяной Капитан» теперь чередовались так внезапно, что окружающие никак не могли уловить их ритм. За эти одиннадцать часов они узнали загадочного Эла Шепарда немного получше. Улыбающийся Эл – это человек, который очень хотел нравиться публике, даже быть любимым. Он жаждал не только уважения, но и привязанности. В апреле, накануне великого события, Улыбающийся Эл казался даже еще более веселым и общительным, чем обычно. Его знаменитая улыбка становилась все шире, а огромные глаза сверкали все ярче. Улыбающийся Эл совершенно помешался на одной юмористической сценке. Он каждый день изображал Хо-се Хименеса Этот персонаж, трусливого астронавта, придумал комик Билл Дана, и его номер стал очень знаменитым. Дана изображал трусливого астронавта – тупого мексиканского эмигранта по имени Хосе Хименес. Сценка представляла собой телевизионное интервью. Астронавта спрашивали:

– Хосе, что было самым трудным во время подготовки к полету?

– Добыть денег, сеньор.

– Денег? Зачем?

– На автобус до Мехико, да чтобы побыстрее, сеньор.

– Понятно. Хосе, а что вы будете делать, когда очутитесь в космосе?

– Буду много кричать, наверное.

Улыбающийся Эл обожал эту роль. А если ему кто-нибудь подыгрывал, то он был на седьмом небе. Казалось, стоит лишь разыграть вместе с Ним сценку про Хосе Хименеса – и у вас не будет лучшего друга, чем Эл. Конечно, номер с трусливым астронавтом являлся также отличным способом косвенно затронуть нужную вещь, которая потребуется при первом полете в космос. Но Эл чувствовал это где-то на подсознательном уровне. Главным тут казалось веселье, чувство товарищества, близость и привязанность членов эскадрильи друг к другу накануне битвы. В такие минуты вы видели Улыбающегося Эла в высшем его проявлении. А в следующий момент… какой-нибудь наивный лейтенант авиации, уверенный, что имеет дело с тем самым Улыбающимся Элом, который только что так славно шутил и дурачился кричал: «Эй, Эл/ Тебя к телефону!» – и Эл, обдав его ледяной яростью, отрезал: «Если вы хотите что-нибудь сказать мне, лейтенант, то зовите меня "сэр"!» И бедный парень не знал, что и думать. Откуда, черт побери, взялся этот полярный холод? А потом лейтенант понимал, что это просто вернулся Ледяной Капитан.

Конечно, те, кто знал, что Элу предстоит совершить первый полет, прощали ему все. Ну, за исключением его дублеров… Что же касается специалистов НАСА и военных, участвующих в проекте, то они просто обожали участников поединка, всех троих, ибо одному из них придется рисковать жизнью в ракете. (А все наши ракеты всегда взрываются.) Когда троица входила в комнату для тестов, и инженеры, и рабочие бросали все свои дела и начинали аплодировать, и на их лицах сияли ярчайшие улыбки. Не подозревая об этом, парни получали аплодисменты и почтение самым классическим образом: до поединка. Такие сценки просто добивали Гленна. Ведь все эти теплые улыбка предназначались главным образом ему, потому что только о. нем писали в прессе как о наиболее вероятном кандидате на первый полет. И ему приходилось улыбаться и строить из себя Мистера Скромнягу, как и полагалось вести себя человеку, который 2 мая должен первым в мире полететь в космос.

Но тут в дело вмешался всемогущий «Интеграл» и все перечеркнул. Рано утром 12 апреля легендарный, но анонимный создатель «Интеграла», тот самый Генеральный Конструктор спутников, нанес американцам еще один жестокий и драматичный удар. За двадцать дней до запланированного полета «Меркурия» он отправил на околоземную орбиту пятитонный спутник «Восток-1» с человеком на борту. Первым космонавтом стал двадцатисемилетний русский летчик-испытатель Юрий Гагарин. «Восток-1» сделал один виток вокруг Земли и благополучно приземлился возле советской деревни Смеловка Всемогущий «Интеграл»! А ведь в НАСА действительно верили, да и астронавты тоже не сомневались, – что каким-то чудесным образом, на волне религиозного чувства, на волне высокой миссии, полет Шепарда станет первым в истории человечества. Но они недооценили «Интеграл»! Но Генеральный Конструктор, этот невидимый гений из СССР, словно бы играл с ними. В октябре 1957 года, за четыре месяца до того, как Соединенные Штаты должны были запустить первый в мире искусственный» спутник Земли, Генеральный Конструктор запустил свой «Спутник-1». В январе 1959 года, за два месяца до намеченного НАСА срока запуска первого искусственного спутника на околосолнечную орбиту, Генеральный Конструктор запустил туда спутник «Мечта-1». Но «Восток-1» в апреле 1961-го стал его pièce de résistance.[8]Имея в своем распоряжении гигантские ракеты-носители, Генеральный Конструктор шутя обставлял противников. Создавалось жуткое ощущение, что он и впредь будет продолжать подстегивать НАСА к соперничеству, а затем продемонстрирует еще несколько новых примеров своего превосходства.

Советы продолжали держать имя генерального конструктора в тайне. Впрочем, они скрывали имена всех, кто готовил полет Гагарина, сообщили только фамилию самого космонавта. Русские не печатали в прессе никаких фотографий ракет и скрывали даже такие элементарные сведения, как длина и тяга ракеты. Подобная политика, несомненно, только разжигала воображение. «Интеграл»! Секретность теперь считалась «русским приемом». Чего бы ни добилось ЦРУ в других частях света, в Советском Союзе оно терпело неудачу. Разведать что-нибудь о советской космической программе практически не удавалось. Были известны лишь две вещи: во-первых, то, что Советы способны запустить космический корабль огромного веса, в пять тонн; во-вторых, какую бы цель ни ставили перед собой в НАСА, Советский Союз достигал ее первым. Основываясь на этих обрывках информации, все в правительстве, от президента Кеннеди до Боба Гилрута, начали переживать бессознательную вспышку воображения, подобно древним, которые, глядя на звезды в небе, видели в них очертания… огромного медведя! Созвездие Большой Медведицы!.. В день полета Гагарина, 12 апреля 1961 года, вечером, президент Кеннеди вызвал в Белый дом Джеймса Уэбба и Хью Драйдена – сотрудника администрации Уэбба и одного из лучших инженеров НАСА. Они встретились в Правительственном зале, молча смотрели на лакированную ореховую поверхность большого стола для совещаний и видели перед собою… могущественный «Интеграл» и его создателя – загадочного генерального конструктора! Он смеялся над ними, и это было страшно.