Книга Принцесса Клевская - Мари Мадлен де Лафайет

Неожиданно для Аламира Эльсиберия улыбнулась.

– Подойдите поближе, Забелек, – обратилась она к юному прекрасному рабу. – Постарайтесь излечить любезного Селемина от ревности. Я не осмеливаюсь сделать это сама без вашего согласия.

– По мне, моя госпожа, вам следовало бы оставить его в положении ревнивого поклонника. Это не в моих, а в ваших интересах. Меня страшат несчастья, которые вы сами на себя навлекаете. А вы, сударь, – обратился Забелек к Аламиру, которого знал как Селемина, а не как принца Тарского, – не имеете никаких оснований ставить под сомнение добропорядочность моей госпожи. А теперь, если вам будет угодно, выслушайте мою историю. Перед вами несчастная девушка, которую судьба привела в услужение к Эльсиберии. Я – гречанка христианского вероисповедания и происхождения несравненно более высокого, чем можно судить по моему сегодняшнему положению. Считалось, что я была красива, – сейчас, возможно, этого уже не видно, – и когда я была совсем юной, меня окружала толпа поклонников. Все они отличались неверностью и коварством, и, кроме презрения, я не испытывала к ним никаких чувств. Один из них, еще более непостоянный, чем другие, но лучше других умевший притворяться, завоевал мое сердце. Ради него я отказалась выйти замуж за достойного и весьма состоятельного человека. Мои родители были против моего увлечения, и моему возлюбленному пришлось от них скрываться. Но мы все-таки поженились, и я, переодевшись в мужскую одежду, последовала за ним в дальние края, чтобы избежать родительского гнева. На корабле оказалась миловидная девушка, которую, как и меня, необычная страсть погнала в Азию. Мой муж воспылал к ней любовью. В море на нас напали арабы, и все мы оказались в плену. Моему мужу предложили выбор: стать рабом капитана или рабом его помощника. Я, по жребию, попала в число рабов капитана, и каково же было мое негодование, когда мой муж, чтобы не расстаться со своей новой возлюбленной, занял рядом с ней место среди рабов помощника. Его не тронули ни мои слезы, ни мое несчастное положение, он забыл о том, чем я поступилась ради него. Нетрудно представить себе мою боль! Счастье улыбнулось мне, и я попала в рабыни к отцу Эльсиберии. Несмотря на неверность мужа, я продолжала таить надежду на его возвращение. Именно этим объясняется перемена, которую вы заметили на моем лице в тот день, когда я в первый раз вышла к вам в ответ на просьбу старого раба. Я подумала, что меня хочет видеть мой муж. Конечно, мне не на что надеяться, но я до сих пор вспоминаю о нем. Я не могу противиться увлечению Эльсиберии, зная по собственному горькому опыту, насколько сильна любовь. Но мне ее искренне жаль – я предвижу несчастье, которое вы принесете ей. Вы ее первое увлечение, и она полюбит вас чистой, искренней любовью, которой не достоин ни один уже не раз влюблявшийся мужчина.

Когда она замолчала, Эльсиберия сказала Аламиру, что ее родители знали, кто попал к ним в дом. Они откликнулись на просьбу пленницы не разглашать ее знатного происхождения и положения и согласились сохранить за ней внешность раба. Аламира восхитила сила ума и воли той, которую он принял за своего неотразимого соперника, и он посмеялся над своей глупой ревностью. В Эльсиберии же он с каждым днем находил все больше очарования и все больше убеждался в чистоте ее чувств. Он даже пришел к заключению, что до нее его никто никогда по-настоящему не любил. В ее любви была только любовь. Ее не интересовали ни состояние Аламира, ни его звание, ни его намерения; она шла на все опасные авантюры, которые он выдумывал, чтобы увидеться с ней, слепо следовала любым его наставлениям. Для другой ее положение могло оказаться в тягость, – желая по-прежнему быть в ее глазах Селемином, он заставлял ее не появляться там, где должен был присутствовать в качестве принца Тарского, – но она никогда не отказывала ему в его просьбах.

Какое-то время Аламир чувствовал себя на седьмом небе: наконец-то он любим как простой смертный, а не как принц Тарский. Но это благостное состояние длилось недолго. В его мозг вкралось сомнение: Эльсиберия любит его, не подозревая, что он принц Тарский, а не разлюбит ли она его, если познакомится с каким-нибудь принцем, не скрывающим своего высокого титула, и не отдаст ли ему предпочтение. Аламир решил проверить чувства возлюбленной. Он уговорил Селемина взять на себя роль принца Тарского, познакомиться с Эльсиберией и объясниться ей в любви – ее поведение должно было развеять или укрепить его сомнения. Все, что им предстояло сделать, друзья продумали до мелочей. Аламир сказал Эльсиберии, что намерен совершить конную прогулку и пригласил с собой принца Тарского и еще нескольких друзей, а чтобы хоть как-то усладить ее затворническую жизнь, он попросит принца прогарцевать перед ее окнами. Он предупредил ее также, что они с принцем будут ехать рядом, в одинаковых одеяниях, и что, хотя он по-прежнему опасается его как возможного соперника, теперь он уверен в ее верности, и она, несомненно, не заинтересуется личностью принца. Про себя же подумал, что ему нетрудно будет перехватить ее взгляды. На следующий день Эльсиберия, не подозревая подвоха, увидела настоящего Селемина в роли принца Тарского и приняла все за чистую монету. Принц, однако, не показался ей похожим на неотразимого покорителя женских сердец. Более того, она еще раз убедилась, что по красоте и обаянию ее возлюбленному нет равных, о чем не преминула сказать Аламиру. Но и это не развеяло его сомнений, и он решил продолжить испытание – теперь Селемин должен был прикинуться влюбленным и предложить Эльсиберии руку и сердце.

Для нового испытания Аламир избрал один из арабских праздников, на котором его присутствие не было обязательным. Он сказал Эльсиберии, что, не желая быть узнанным, изменит свою внешность и будет во время праздника находиться рядом с ней. Вместе с Аламиром на празднике появился Селемин, и, когда друзья приблизились к Эльсиберии, Селемин дважды или трижды позвал ее тихим голосом. Думая, что рядом с ней Аламир, она выбрала минутку, чтобы остаться одной, и, подняв чадру, хотела заговорить с ним, но была невероятно удивлена, увидев перед собой того, кого принимала за принца Тарского. Селемин сделал вид, что поражен ее красотой, и попытался заговорить с ней, но Эльсиберия не стала его слушать и, возмущенная, вернулась к матери, от которой уже не отходила в течение всего праздника. Ночью Аламир, придя в свое укрытие напротив садовой беседки, выслушал рассказ Эльсиберии, которая изложила ему все подробности случившегося на празднике, опасаясь, как бы ее возлюбленный не заподозрил ее в сговоре с самозваным принцем. Ее чистосердечное повествование должно было развеять последние сомнения Аламира, но ему и этого показалось мало. Он вновь обратился к старому рабу, который уже привык к богатым подачкам, и передал через него Эльсиберии письмо от принца. Эльсиберия отвергла послание и отругала раба, рассказав Аламиру и на этот раз о домогательствах его друга. Аламир, довольный своими выдумками, не унимался. На сей раз он пригласил Селемина в свое укрытие, спрятавшись так, чтобы все видеть и слышать. Эльсиберия, увидев, как ей представлялось, принца Тарского, крайне поразилась и хотела уже уйти, но, почувствовав неладное, решила выяснить, что все это значит, и задержалась. Воспользовавшись ее замешательством, Селемин обратился к ней:

– Пусть останется тайной, сударыня, каким образом я оказался здесь – благодаря своей собственной смекалистости или с согласия того, кого вы ожидали увидеть на моем месте. Я не скажу вам даже, знает ли он о моих к вам чувствах. Вы же об их искренности можете судить по моему здесь присутствию, право на которое мне дает мое звание. Скажу лишь, что ваш образ, случайно открывшийся моему взору, сделал то, чего не могли сделать долгие и настойчивые домогательства моих поклонниц. Я никогда не стремился связать с кем-либо свою жизнь, но сейчас самым большим счастьем было бы для меня ваше согласие стать обладательницей сердца человека, носящего столь громкое имя. Только вам я предлагаю это сердце и это имя, и вы будете владеть ими всю жизнь. Подумайте тысячу раз, прежде чем отказать принцу Тарскому – только ему под силу вызволить вас из уготованного вам вечного плена.