Книга Искушение богини - Паулина Гейдж

Она была возбуждена, ее щеки горели.

Глядя на нее, Тутмосу поневоле стало смешно.

– Я послал тебя на поиски богини, а ты привела мне стайку гусят с Нила! – проворчал он. – Ну, ребятня, что скажете? А ну-ка, мальчик, дай мне твой лук.

Широко шагнув, он надвинулся на* мальчишку и вырвал игрушку у него из рук.

– Сам сделал?

Ребенок испуганно сглотнул.

– Да, великий.

– Хм. А он стреляет?

– Плохо. У меня нет подходящего дерева, и стрела не летит далеко.

Тутмос швырнул лук на землю.

– Кенамун! – рявкнул он. Капитан его стражи отделился от кучки улыбающихся солдат и с поклоном приблизился. – Отдай этому мальчику твой лук и стрелы.

Указанные предметы были переданы из рук в руки, глаза мальчика раскрылись еще шире, когда его дрожащие от нетерпения пальцы прикоснулись к оружию. Лук был почти с него ростом, но он натянул тетиву, и она загудела.

– О, благодарю вас, ваше величество, могучий Гор! – выдавил он.

Тутмос улыбнулся.

– Запомни этот день, – произнес он, – а когда подрастешь, может статься, будешь стрелять из этого лука на моей службе. А теперь обедать, – сказал он, и носильщики тут же выскочили вперед. – Пошли, Хатшепсут, пока все жители этой деревни не сбежались сюда клянчить у моих солдат их пожитки.

Они забрались в носилки и тронулись в обратный путь. Когда несколько минут спустя Хатшепсут оглянулась, то увидела детей на том же месте, где они их оставили, – четыре крохотные точки на фоне необъятного горизонта, а за ними сияющие белизной колонны храма Хатор.

– Сегодня мы прибываем в Долину пирамид, – сказал Тутмос, когда они вместе стояли на носу.

Две недели неспешного плавания остались позади. Хатшепсут эта поездка все больше и больше казалась похожей на приятный сон: днем она загорала, ела, перебрасывалась несвязными фразами с отцом, все это происходило на фоне проплывающего мимо пейзажа; ночью девушка крепко спала, убаюканная плеском волн в какой-нибудь скрытой от глаз пустынной гавани. Он и впрямь оказался прекрасен, ее Египет, точно свеже распустившийся ароматный цветок или драгоценный камень, чья красота превзошла все ее ожидания. Поверни они сейчас домой, она бы не расстроилась.

Тутмос продолжал:

– Я больше хочу, чтобы ты увидела именно эту долину, чем все остальные чудеса Египта, Хатшепсут, ибо только там ты ощутишь свое предназначение. Ты будешь поражена. Твои предки строили в этой долине, вот все, что я хочу сказать. Следи за западным берегом и увидишь, как холмы отодвигаются и становятся невидимыми.

Утро близилось к концу, и Хатшепсут хотелось пойти в тень и присесть, но ее отец оставался неподвижен, его лицо странно застыло, он смотрел прямо перед собой, на запад.

Наконец она потеряла терпение и уже хотела попросить его приказать, чтобы принесли кресла, как вдруг один из матросов закричал.

Тутмос со свистом втянул воздух.

– Смотри, вон там, далеко на западе, у самого горизонта. Первая!

Она взглянула. Вдалеке возник и замаячил, приближаясь, треугольный силуэт; несмотря на срезанную вершину, он поразительно выделялся на фоне равнины, которая разворачивалась перед ними. Вокруг не было ни растительности, ни домов; только узкая полоска тростника разделяла песок и реку. Пирамида походила на упавший с неба булыжник. Принесли кресла и зонтики, фараон и его дочь сели, не говоря ни слова; матросы и слуги тоже молчали. Силуэт приближался, становясь все отчетливее, пока наконец совершенно не заслонил собой все остальное. Хатшепсут увидела, что множество других таких же построек, еще неясных вдали, встают позади первой, и ее сердце преисполнилось восторгом. Они поравнялись с пирамидой, и девушка увидела, что сооружение окружают остатки дорог и каменные обломки, а его плоская вершина и массивное основание продолжают бросать вызов хаосу, сотворенному природой и человеком.

– Она не всегда была такой, – сказал Тутмос, когда они медленно проплывали мимо. – Когда-то она была одета в белый песчаник и сияла, точно само солнце во всей его славе. Сегодня никто не знает наверняка, что за бог похоронен в ней, но говорят, там лежит Сенефру.

Им навстречу скользнула другая пирамида, ее вершина упиралась в небо, точно наконечник копья. Хатшепсут затаила дыхание. Она представить не могла, что люди способны построить такое, и сознание того, что она происходит от этих людей, которые были больше, чем просто людьми, глубоко ее взволновало. Ей вспомнилась крохотная пирамидка Ментухотепа-хапет-Ра, рядом с которой эти были гигантами, мощными и бесконечно сильными.

Пока корабль скользил мимо, Тутмос сказал:

– Их тут много. То, что ты видишь, только начало. Отсюда до самого Мемфиса на протяжении дня пути, если плыть не торопясь, пустыня заполнена ими, большими и маленькими. Впечатляет, не правда ли?

И он с улыбкой повернулся к дочери, но она его не слышала. Ее глаза следили за медленным, величественным шествием гробниц, лицо было неподвижно.

Мемфиса они достигли в тот же день к вечеру, но на ночлег остановились чуть выше по течению. Пока бросили якорь, совсем стемнело, и пирамиды скрылись из виду. Но Хатшепсут, лежа на кровати, прислушивалась к городскому шуму. У пристани скрипели лодки, гомонили люди, ночная разноголосица сменялась непривычными звуками, и это мешало ей уснуть. Отец мало рассказывал ей об этом городе, но она знала, что он прекрасен и что однажды, когда Буто, старейший и самый таинственный из городов страны, впал у правителей в немилость, столицу Египта перенесли в Мемфис. Ночные звуки напомнили ей Фивы, и она беспокойно заворочалась под теплыми покрывалами, вдруг соскучившись по своим покоям, по знакомым лицам. Ей стало интересно, как поживают Сенмут и рабыня Та-кха'ет. При мысли о них настроение у нее улучшилось, и она тихо рассмеялась в темноте. От Сенмута ее мысли перешли к долине на том берегу Нила, тихо спящей при свете луны. Она так и не решила, что с ней делать. Пирамиды, которые она видела днём, резко изменили ее представления о том, чего способен добиться человек, и она поклялась, что Сенмут построит для нее гробницу, сравнимую с гробницами богов, чего бы это ни стоило. Но какую? И каким способом? Утомленная впечатлениями дня, она хотела заснуть, ведь назавтра ей предстояло снова облачиться в царские одежды и принять наместника, который придет выразить свое почтение. Но сон не шел к ней.

Наутро, едва занялась заря, она завернулась в плащ и шагнула в лес серо-зеленых финиковых пальм. В замешательстве она моргнула, сделала заледеневшими босыми ногами несколько шагов к борту и убедилась, что так оно и есть: вокруг стояли деревья, перевитые лентами утреннего тумана. Пока она вдыхала аромат влажной свежей зелени, солнце, стряхнув волочившийся за ним шлейф тумана, свободно поплыло по небу и что-то белое, едва различимое за деревьями, сверкнуло в его лучах. Дрожа от холода, она вернулась в каюту, опустила за собой полог и с удовольствием ступила в таз с горячей водой, которую приготовила для нее рабыня. Ее искупали. Сегодня она решила надеть платье и после купания стояла неподвижно, пока девушка натягивала его на нее через голову и расправляла на бедрах. Платье было из белого льна, сплошь расшитого золотыми листьями, а его толстая кайма из накладного золота доходила ей до лодыжек. Она подняла руки, и рабыня затянула пояс – золотистую тесьму с большими вставками из ляпис-лазури и золотыми кистями. Она сидела, пока ей накладывали макияж: золотую краску на веки, угольно-черную – вокруг глаз, хну – на губы и ладони тонких рук. Ей расчесали волосы, после чего принесли и водрузили ей на голову тяжелый церемониальный парик из ста жестких черных косичек, которые свисали ей на плечи и щекотали шею. Пока она приноравливалась, как повернуть в нем голову, ей принесли шкатулку с драгоценностями. Она подняла крышку и задумалась. Ей хотелось надеть что-нибудь нетяжелое и нарядное, серебряные цепочки или синие стеклянные цветы, к примеру, но она выбрала позолоченную нагрудную пластину: две царственные птицы Гора в двойных венцах сидят, глядя друг на друга, соединенные змеями, которые обвились вокруг сдвоенных обручей; украшение было сделано из полевого шпата и сердолика и тяжело давило на грудь. На руки она надела браслеты из электрума, а на голову – маленькую шапочку из золотой материи, расшитую бирюзовыми перьями.