Книга Триумф Сета - Жеральд Мессадье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец свершилось: безбоязненно встретив заклятых врагов, поджидавших ее в хаосе, блуждающая душа царя Ая воссоединилась с его прахом. В загробной жизни теперь могла возобновиться его земная деятельность. Ему необходимо было подкрепиться. Два жреца поставили у подножия саркофага блюдо с мясом, блюдо с луком-пореем в масле, блюдо с хлебцами, фрукты, кубок, кувшин вина.
По знаку жреца, совершающего обряд, плакальщицы запели гортанно и громче, чем прежде.
Он говорил, говорит и будет говорить! Могущество Амона бесконечно! Царь говорит. Царь ест и будет есть!
Слуги из дворца развернули циновки на земле и поставили сверху низкие столы для поминальной трапезы, возглавляемой Хумосом, царицей и дочерью покойного.
Сати наклонилась к царице и прошептала ей на ухо:
— Поешь немного.
Она сгрызла хлебец, поела фруктов и выпила вина с налетом пыли. Мутнехмет съела не больше царицы.
Затем все встали, слуги убрали блюда и скатали циновки. Оставалось отнести саркофаг в гробницу.
Хумос и жрецы устремили свой взор на царицу.
— Шевелись! — прошептала ей Мутнехмет властным тоном.
Анкесенамон вспомнила, чего от нее ожидали: она опустилась на колени у подножия саркофага и произнесла священную фразу:
Не оставляй меня, не оставляй меня, мое сердце в этом гробу.
Она не могла подняться, наместник Гуя поспешил ей помочь. Подбежала Сати и придворные дамы, чтобы отвести ее на место. Затем снова подняли громадный гроб на паланкин, и процессия возобновила свое медленное передвижение по пустыне. К счастью, теперь уже было не далеко.
Подходя к гробнице, Анкесенамон и Мутнехмет пришли в изумление: ее помещения были столь просторными, словно это был дворец для загробной жизни. Семь комнат были соединены коридорами, в которых свободно разместилась похоронная процессия. Ай заставил перенести туда из Ахетатона саркофаги и имущество своих отца и матери. Фрески и статуи украшали комнаты родителей и его собственную. Но он не осмелился нарушить волю Нефертити, которая пожелала в загробном мире находиться рядом с Эхнатоном. Там также было место для всех его детей. Возможно, даже для Шабаки.
У Анкесенамон помутилось сознание, такое с ней случалось во время этих нескончаемых церемоний.
К кому обращается сейчас этот человек, который посвятил лучшую часть своей жизни завоеванию власти и который, возможно, видел, поражаясь, как сразу же после его ухода стало рушиться все, чего он добился, и царством начинает править его заклятый враг? Что сказал бы он Амону? «Я восстановил твой культ, и вот такая за это благодарность?» Вышел бы он за границы смерти и преодолел бы ужасные испытания Маат, Анубиса и Тота, чтобы нанести оскорбление божественному величеству?
Она смотрела на изображения богов, которые были в гробнице повсюду, даже на потолках. Беспорядочно перемешавшись из-за волнения, поток вопросов разрушил плотины. Так как рот ее еще не был запечатан, что сказала бы она этим богам, появись они теперь, как в смертный час? С каким прошением обратилась бы она к ним? Почему ей действительно приходится расходовать свою яростную энергию на Хоремхеба? Чтобы сохранить свое потомство? Защитить эту династию, жертвой которой она себя несколькими днями раньше считала? А Исис, разве пыталась она сохранить свое потомство, когда Осириса убил Сет?
Боги тоже убивали друг друга. Получается, что убийство было изобретено богами. В основе мира было подлое убийство, убийство бога своим братом.
Она содрогнулась, понимая, сколь кощунственна эта мысль. Ее взгляд скрестился с взглядом Рамзеса. Она взяла себя в руки. Он рассматривал с равнодушным видом роскошные вещи, которые слуги нагромоздили вокруг. Кресла, столы, письменный прибор, сундуки из кедра или слоновой кости, статуи… Да, на все это была возложена ответственность за вечность Ая.
— Как ты себя чувствуешь? — прошептал чей-то голос рядом.
Итшан. Он пробрался через толпу. Она покачала головой. Ей необходимо было выспаться. Сто часов. Сто лет. Впрочем, выбившись из сил из-за шума, пыли и долгого пребывания на ногах, она задремала в паланкине, когда уже возвращалась во дворец.
«Слишком много мертвых, — думала она, — слишком…»
НЕВОЗМОЖНАЯ ПОДПИСЬ
— Они сбежали, вот и все, — сообщил Рамзес. — Никаких указаний насчет корабля и времени отплытия не было. Усыпили кормилицу, которая, очевидно, не имела никакого отношения к этому.
Хоремхеб провел рукой по голому черепу. Когда он был в своем кабинете, его парик, как обычно, находился на этажерке.
— Бегство?
— Они последовали примеру Меритатон и ее любовника, Хранителя благовоний, которые сбежали около пятнадцати лет назад.
— Почему те все же сбежали?
— Я расспросил старых кормилиц. Они думают, что Меритатон боялась быть отравленной Аем.
Хоремхеб хохотнул.
— А эти, куда они направились? — спросил он.
— Пока это невозможно установить, по крайней мере, в настоящий момент. Перевозчики лодок заметили, что пришвартованная рядом с ними лодка отплыла ночью, но в каком направлении? Загадка. Это тебе как-то может повредить?
— Наоборот, расчищает место. Повредить мне может предположение, что их убили, это может подтолкнуть царицу убежать. Ты думаешь, она действительно в это поверила?
— Я в этом сомневаюсь. Она не могла не заметить, что ее сестра и шурин прихватили с собой много одежды и драгоценностей.
— Драгоценностей?
— Большую часть из тех, что принадлежали Аю. В основном это статуэтки и массивный золотой Хорус, который находился в комнате Ая. Мне известно также, что Нефернеруатон хранила у себя пятнадцать тысяч золотых колец, которые тоже исчезли. Что касается слухов, будет достаточно сообщить нескольким представителям знати правду.
— Так почему, по-твоему, они убежали? — снова спросил Хоремхеб.
— Вероятнее всего, Шабака испугался.
— Эта обезьяна была права! Ладно, заботу о слухах поручаю тебе. Теперь — о деле. Нам остается выдернуть этого олуха Усермона.
— И Пентью? Разве ты его решил оставить?
— Этот нам пригодится. Он всегда на стороне власти. Когда ты соберешь нужную информацию, Майя нам будет весьма полезен.
Аакед — господин из Омбоса, один из самых богатых землевладельцев Верхней Земли — был давним другом покойного Ая. В былые времена он его поддерживал во многих выпавших на его долю испытаниях. Естественно, он присутствовал на похоронах. Сидя напротив Усеромона, он казался недовольным. Сжав подлокотник рукой с инкрустированным камнями золотым браслетом, настолько тяжелым, что всем было любопытно, снимал ли он его перед сном, он воскликнул:
— Три тысячи золотых колец! Ты себе можешь такое представить?