Книга Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 - 1943 - Гельмут Пабст

Снопы зерновых культур сложены перед домом. Стадо коров рысцой бежит в долину навстречу заходящему солнцу; их накрыло облако желтой пыли. Из домов на склонах женщины и дети выходят и зовут их звонкими криками. Мы помылись, чувствуем себя хорошо. Мы довольны.

4 сентября 1943 года. Мы едем по большой дороге, пересекающей долины и холмы, прямой, как дорога легионеров. Издалека видны облака пыли, клубящейся, окутывающей как простыней дорогу в открытой, без лесов местности. Идти нам было так легко, что я вытащил свою гитару. Мы шли по дороге с песнями за вырвавшимися вперед машинами, и мы пели, когда шли через луг вдоль берега реки, где наша дорога сворачивала. Наверное, это удивляло людей. Последняя батарея только что миновала мост, когда эскадрилья истребителей-бомбардировщиков сделала круг и спикировала на узкий проход, спускавшийся к реке. Пролетая, они выпустили по нам пулеметные очереди. На батареях были лишь незначительные потери и небольшие повреждения, но в такие моменты почти невозможно удержать лошадей.

Во второй половине дня мы достигли Шукова, района наших боевых действий. Когда мы отправились во временную штаб-квартиру, солнце заходило в золотой дымке. Золотой фон готического алтаря, творение художника едва ли сравнится с сиянием горизонта, с высокими елями на переднем плане или со светом, который как дым плыл вокруг деревень и лесов.

Когда я прибыл с Вольфом и Йеном Брауном на летное поле, пехота растянулась в линию, готовая к атаке. Мы присоединились к ним. Прошли через посадочную площадку. Противник окопался в кустарнике и в складках местности на краю. Мы быстро выдвинулись и заняли несколько одиночных окопов и воронок по периметру. Оттуда мы могли наблюдать за низиной далеко впереди. В двухстах метрах впереди мы видели дым от миномета, который продолжал вести по нам огонь, и мы заметили пехоту противника, обстреливавшую наших соседей слева. Они засели в двух глубоких противотанковых рвах. Я подавил огонь целой батареи. Противник отошел к деревне, поджигая дома и стога сена, прикрывая тем самым отход. Радиосвязь действовала отлично. Франц и Йен бежали вприпрыжку позади меня от окопа до окопа со штырями антенн в руках, с наушниками на шее, с ключами Морзе в карманах.

Мы заняли три островка зарослей кустарника и часть первого противотанкового рва. Противник покинул ров, только когда его фланг был атакован батальоном справа от нас. Мы захватили второй ров и край деревни, и теперь нас скрывал дым. Тут атакующие части столкнулись, привлеченные отчаянным сопротивлением русской пехоты. Некоторые из русских сражались, одетые в трофейную форму немецких артиллеристов. Я лежал поверх наката блиндажа, за которым командир одного из атакующих отрядов захватил укрытие зенитного орудия; скрытый дымом, я пытался определить местонахождение этого проклятого наглеца. Неприятельская артиллерия активизировалась, полевые орудия и «катюши» открыли интенсивный огонь. В землянке подо мной плакал ребенок.

Мы продвинулись вперед дальше, чем определяла задача дня. Мы расправились с подразделениями противника и вернулись на заранее подготовленную позицию на возвышении по периметру. Между тем противник развернул свои орудия. Мы снова ползли на животах. Франц и Йен чертыхались, жалуясь на то, что их спины почернели и посинели от того, что на них все время давила аппаратура.

Пехота окопалась на аэродороме. Близился вечер. Я должен был организовать огневую завесу, а у нас села анодная батарея. Русские предприняли контратаку, но были прижаты нашим огнем. Мы присоединились к корректировщику и передавали его данные по очереди, используя одну и ту же вспомогательную аппаратуру. Я поставил огневую завесу при помощи световых сигналов.

Только после этого мы, обессиленные, могли подумать о том, чтобы найти какое-нибудь укрытие, а также о том, что последние два часа наша провизия и наши одеяла ждут нас где-то сзади в лесу. Мы нашли узкую шахту бомбохранилища вползли туда, вместе с корректировщиками и несколькими пехотинцами. Луна взошла как от ровный красный шар, Франц и Йен прошли почти три километра через аэродром, чтобы посмотреть, как там наша повозка.

Была почти полночь, когда они вернулись пробиваясь через колючую проволоку и воронки камни и кучу бомб. В перерывах между боевыми действиями мы нашли печку, согнули несколько труб, чтобы подсоединить к ней, и развели огонь. Серебристая луна была слегка в дымке. Были заморозки на почве и пустые одиночные окопы пехоты, но у нас был огонь. Пули свистели в поле – но над головой у нас три метра земли. Наша лошадь стояла за укрытием. Йен дал ей ящик с кормом, чтобы она не поднимала головы.

В начале четвертого пришел приказ о смене позиции. В 3.45 мы двинулись маршем назад. Было еще темно. И снова мы разведывали путь между грудами камней и проволочных заграждений и осколками битого бетона. Мы видели мертвых в кустарнике, павших лошадей и разбитые машины на дороге, груды искореженного оборудования. Во рту у нас было сухо от курения и усталости. Между стен и через провалы окон обстрелянных снарядами зданий мы видели огненно-красное утреннее небо. Оно стало желтым, пошел дождь. Когда оно, серое, низко нависло, а земля была как будто обернута в холодный компресс, мы сдались. Дороги были как вязкая овсяная каша. Трава покрылась белым инеем. На некоторых полях еще виднелась картофельная ботва, коричневая и пожухлая. Мы промокли до нитки, были грязные и уставшие, когда нашли себе пристанище в нескольких домах в Малом Салыпе.

Завтра мы собираемся двигаться на позицию. Согласно коммюнике вермахта противник начал ожидаемое наступление на Ельню. Три кавалерийских полка стали дивизиями.

Я сижу на соломенном матрасе на открытом воздухе в ожидании приказа выдвигаться на выполнение задачи по установлению связи. Снаряды пехотных орудий со свистом пролетают через высоты с востока. Четыре танка прорываются через железную дорогу на севере. К ним медленно подбираются снаряды 11-й батареи, пока вспышки из стволов их орудий не окрашивают красным цветом клубы дыма от разрывающихся снарядов. Танки неуклюже поворачивают назад.

Мы двигаемся вперед и карабкаемся по склонам к железной дороге. Танки и противотанковые орудия ведут огонь по отдельным бойцам. Мы долго лежим, укрывшись за небольшим откосом, и прикидываем путь от куста к кусту. Кусты разбросаны на некотором отдалении друг от друга. Наши силуэты четко выделяются на гребне. Стоит ясный теплый день позднего лета. Поля гречихи блестят на солнце ржаво-красным цветом. Вдали на боевом рубеже противника горит еще одна деревня. Мы спустились в долину небольшой речки, где обнаружили линию телефонной связи, тянущейся в сторону противника. Скоро мы уже жуем дневную порцию хлеба, положенную пехотинцам, под звук высокого тона пулеметных очередей, под завывания стремительно пролетающих снарядов и тяжелых «братишек» с глухим гудящим басом, которые сотрясают землю. Пороховой дым наплывает ленивыми волнами.

Наконец мы добрались до лейтенанта Ильнера. Он сидит у речки и моет ноги. «Восемь дней прошло с тех пор, когда я в последний раз снимал свои сапоги. Это приятное мгновение покоя…»

В 17.30 мы получили по радио приказ: «Немедленно отступать». В 18.30 Йен Браун ждал нас на краю деревни. Он вывел лошадь из низины, где привязал ее раньше. Через полчаса мы были в деревне, на артиллерийской позиции. Батареи уже готовы к отправке. Штаб уже снялся. Впереди вокруг небо было красным. Уже почти ночь. Из окна выглянула девушка. Она меня узнала; я тогда искал помещения для личного состава батареи. «Не уходи», – сказала она мягко. «Ох, паненка, что ты знаешь о войне!» Врен уже был оседлан. Мы поехали за батареей, догоняя темные колонны. Тяжелый бинокль с лязгом стучал по бляхе моего ремня. Мы сравнялись с батареей.