Книга Цифровая пуля - Алексей Макеев

— Но не до такой степени, чтобы меня нельзя было узнать, — усмехнулся кандидат в мэры. Он не стал больше ничего объяснять, а спросил: — Кого ждете? Разве не все кандидаты в мэры прибыли для дебатов?

Наконец пришел в себя Лоскутов:

— Да, все пришли, Анатолий Аркадьевич, все, — преодолевая смущение, пояснил директор. — И дебаты уже начались. Вы чуть-чуть опоздали. А ждем мы здесь генерала Ермолаева из МВД, который, как нам сообщили, должен вот-вот подъехать.

— Ну, встречайте! — жизнерадостным тоном сказал Вольский и, пройдя между полицейским и директором Дома культуры, остановился, поджидая меня.

Оба, Стрельцов и Лоскутов, вынуждены были обратить внимание и на меня, поскольку я был в компании кандидата в мэры, и поприветствовать.

— Добрый день, Игорь Степанович, — шевельнулись губы на лице Стрельцова, на которое была будто надета резиновая, без мимических мышц, маска. — Я смотрю, ни одно мало-мальски с криминальным уклоном событие в нашем городе не проходит без вашего участия.

Я с притворным сожалением сказал человеку в форме полицейского:

— Зато они вас, Александр Федорович, все стороной обходят…

Лоскутов поздоровался с Катей, решил, что та пришла на работу. Он протянул ей руку, на манжете белоснежной рубашки блеснул бриллиант, вправленный в золотую запонку.

— Идемте, Игорь! — позвал Вольский. — Мы опаздываем.

Он развернулся и двинулся через двери в фойе. Я пошел следом за ним, Аверьянова — за мной.

В фойе за ресепшеном дежурил охранник Константин. Он уже понял по почтительному отношению к Вольскому полицейского чина и директора Дома культуры, что прибыла важная птица, потому вышел из-за стойки и стал чуть ли не по команде «смирно». Его нагловатая физиономия выражала почтение, глаза — преданность.

Рядом с ним стоял Дима с фотоаппаратом на шее, очевидно, Лоскутов попросил его пофотографировать для славных страниц летописи ДК. Сегодня Дима был одет в обычные джинсы, летние матерчатые туфли, розовую рубашку. Прическа, правда, оставалась все той же модной, а в ухе, губе и ноздре по-прежнему болталось по серьге.

Я пожал руку охраннику, а заодно и Диме, успевшему сделать несколько кадров Вольского и теперь оказавшемуся на моем пути. Мы прошли через фойе к двери в зал, тихонько приоткрыли ее и скользнули внутрь.

Большой зал, оборудованный еще в старом стиле — театральные кресла; балконы, обитые плюшем; тяжелый бархатный бордовый занавес; старинные люстры, — был полон. Сцена, не уступавшая размерами театральной, ярко освещена софитами для качественной записи видеосюжета съемочной группы телевидения. На авансцене слева стоял столик, за которым сидели несколько человек, очевидно, приглашенных гостей, и стоял знакомый всем присутствующим по известным политическим программам телеведущий. В глубине сцены высились три трибуны. За той, что располагалась прямо, стоял мордатый, пухлощекий, полногубый Вячеслав Дмитриевич Ястребов, за той, что справа — седовласый, с крючковатым носом, с жесткими складками у рта и заостренным подбородком Сергей Александрович Черников, трибуна третьего кандидата в мэры пустовала. На трибуне стоял портрет Вольского в траурной рамке и цветах.

«Ну, вот, — подумал я, с усмешкой глянув на Ястребова. — Кажется, вся компания, причастная к смерти фотографа, да и кое-каким дальнейшим событиям, в сборе. Не хватает лишь патологоанатома и Гасана. Ну, да ладно, попробуем провести конечную фазу расследования убийства Арсения и Вики без них».

Мы появились в тот момент, когда Ястребов хорошо поставленным голосом трагично говорил:

— …Сегодня не стало нашего друга и соратника Анатолия Аркадьевича Вольского. Утром он и его семья пали от рук террористов. Мы знали Анатолия Аркадьевича как честного, принципиального, порядочного, умного человека, который был примером для подражания. Мы всегда знали, что там, где работает Вольский, будет порядок, грамотно выстроенные производственные и человеческие отношения. Анатолий Аркадьевич не щадил своих сил в борьбе за справедливость. Умный, талантливый, справедливый человек, он обладал уникальными организаторскими способностями. Коллективом единомышленников Анатолий Аркадьевич был выдвинут в кандидаты мэра нашего города. Если бы не эта нелепая смерть, то наверняка он был бы избран нашим градоначальником. Анатолий Аркадьевич останется в памяти коллег, соратников, единомышленников, всех тех, кто имел честь знать его, сильным и гордым человеком, мы многому у него научились. Его уход — тяжелая невосполнимая утрата для нас всех. Предлагаю почтить память о хорошем, сильном, умном человеке, Анатолии Аркадьевиче Вольском, минутой молчания.

Зашелестела одежда, люди в зале стали подниматься, поднялись и сидевшие на сцене за столом приглашенные гости. Вольский глянул на меня, подмигнул, а затем, сделав серьезное лицо, чеканя шаг, пошел по проходам к сцене. Разумеется, его шествие приковывало внимание стоявшего в гробовой тишине зала, и многие невольно повернули к нему голову и следили за передвижениями Вольского. Кто-то узнавал его, а кто-то и нет. И вот что странно: пока Вольский шел и я смотрел вслед его крепкой высокой мускулистой фигуре, в моем мозгу пронесся вихрь мыслей. Я знал, как были совершены преступления, не знал лишь кем. Но с тех пор как я сегодня вошел в Дом культуры «Прогресс», какая-то очень важная деталь, которая, несомненно, являлась ключевой в раскрытии загадки имени убийцы, мне не давала покоя, но вот какая? Если я ухвачу ее, то отвечу на вопрос, кто убийца. Я стал вспоминать всех тех людей, кого я видел с того момента, как вошел с Катей и Вольским в «Прогресс». Полицейский, Стрельцов, Лоскутов, охранник Константин, фотограф Дмитрий, Ястребов, Черников. Нет вроде ничего заслуживающего внимания. Но должно же быть, должно, черт возьми, быть что-то важное, указывающее на преступника! Перед моим мысленным взором снова прошли все те же люди, кого я перебирал в памяти, только уже в обратном порядке…Стоп!.. Кажется, я понял, что привлекло мое внимание, и теперь могу поставить в деле расследования фотографа точку…

Между тем Вольский приблизился к сцене. Ослепленный светом софитов и другими осветительными приборами, привезенными телевизионной группой, Ястребов не видел, кто именно идет по проходу, а потому все с тем же трагичным выражением лица проговорил:

— Всем спасибо! Садитесь, пожалуйста!

Однако зал продолжал стоять, по-прежнему не раздавалось ни звука. Пошла вторая минута молчания. Почуяв неладное, Ястребов стал всматриваться в поднимавшегося по деревянным ступенькам сцены человека, стук каблуков которого отчетливо раздавался в тишине. Наконец Ястребов разглядел поднявшегося на сцену мужчину, идущего уверенным шагом к нему, и на лице его отразился ужас. Подобное же выражение возникло и на физиономии еще одного кандидата в мэры — Черникова. Остальные сидевшие на сцене люди, в том числе и знаменитый телеведущий, с открытыми ртами смотрели то на стоявший на пустой трибуне портрет в траурной рамке Вольского, то на него самого.

— А-а… о-о… э-э-э… — то бледнея, то краснея, проговорил Ястребов. Наконец он обрел дар речи и, сглотнув, сказал: — Анатолий Аркадьевич! Вы?!!