Книга Ловчие удачи - Вячеслав Седов

— Фи! — произнесла девушка тонким голоском.

— Что ты хочешь, дорогуша? Это смерть во всей ее неприглядности, — раздался позади голос Хроноса.

— Я со счета уже сбилась! Сколько же этих железных болванов пытаются добиться моей руки, а, кроме клятв и гербов, ничего предложить не могут! — принцесса капризно скривила губки и повернулась к архимагу.

— Что поделаешь? Будем искать. Будем ждать, — пожал плечами владелец странствующей башни.

— Я устала ждать!

— Не капризничай, — укорительно произнес Хронос, протягивая ей руку и помогая перешагнуть через вспаханную падением всадника землю, где поблескивали осколки разбитого меча.

— Все образуется, вот увидишь. Нужно время. Ты же сама хотела настоящего рыцаря в сияющих доспехах. Идем. Появление моего дома меняет погоду в окрестностях, и лангвальдские ночи становятся еще холоднее. Смотри, не простудись, — утешал чуть не плачущую девушку Хронос, уводя ее к башне.

Когда они удалились, конь приблизился к останкам своего хозяина. Жалобное ржание разнеслось по саду, в котором спали цветы.

Розы… Им было все равно, даже до того холода, что царил вокруг. Неизвестный селекционер-алхимик позаботился, чтобы лишить их хрупкости и нежности, оставив только великолепие красок и ароматов.

Бесенок робко приблизился к одиноко стоявшему коню и протянул животному половинку моркови из того скудного рациона, что выделял ему хозяин.

Пучеглазый садовник долго стоял с протянутой лапкой, мурлыча что-то на своем странном языке. Наконец, конь принял угощение. Бесенок осторожно погладил его и принялся собирать тот лом, что остался от некогда сияющих доспехов.

Взяв в охапку все, что осталось от рыцаря, садовник пошел к мосту и выбросил в Покинутое Море. Когда он вернулся, отряхивая лапки, конь лежал на земле и с тоской смотрел куда-то вдаль, вытянув шею. Бесенок засуетился вокруг него. Гладил, дергал за разорванные поводья, пытался поднять… Все тщетно. У животного остекленели глаза. Тогда он уселся на корточки возле головы коня и начал рыть ямку, положив рядом мешочек с семенами все тех же роз, что в изобилии росли вокруг.

Из хижины на тропинку лился теплый, манящий свет. Двое припозднившихся путников торопливо подошли к двери. Зойт по уши закутался в свой плащ и молча стоял рядом, пока Карнаж стуча зубами от холода, еще громче стучал в дверь кулаком. Изнутри послышались недовольные возгласы дуэргара, щедро сыпавшего ругательства на головы нежданных гостей. Это могло означать, что им скоро откроют.

И действительно, после крепкой фивландской брани громыхнул засов, и дверь отворилась. На пороге, подбоченившись, стоял хозяин дома, переводя суровый взгляд то на одного, то на другого полуночного визитера.

— Какого лешего вам здесь надо?! — спросил Филин, который с лангвальдского самогона еле лыко вязал.

— Ах ты, старый пьяница!

— Карнаж?!! Где тебя черти носили весь день?! Внученька, ты посмотри кто заявился! А ты волновалась, — рассмеялся дуэргар, — Входите уже… Э! Феникс, а это кто с тобой?

— Мэтр Зойт Даэран, ларонийский чародей, — представился белый эльф.

— Ого! — выпучил глаза Филин, — За это надо выпить! Не каждый день мне доводится принимать в своем доме благородных особ, клянусь кишками Основателя! И пусть меня разорвет ко всем чертям, если я достойно не приму такого гостя!

Зойт замешкался, не зная, что ответить на такое неожиданное приветствие. Карнаж, тем временем, прошел внутрь, где ему на встречу выбежала Скиера и обвила руками за шею изумленного таким поворотом дел полукровку. Дуэргар с пьяным умилением посмотрел на эту сцену, потом, снова повернувшись к колдуну, схватил того за полу плаща и затащил в дом со словами: «Да ты заходи-заходи! Чего стоишь как не родной!?»

Филин, хоть и был изрядно навеселе, однако повел себя как радушный хозяин и тут же налил гостю кружку лангвальдского самогона от одной капли которого, как говорилось, собака завизжит.

Ларониец осушил кружку и глазом не моргнул, зато у дуэргара челюсть от удивления отвисла. Бывший компаньон Карнажа, видимо, совсем позабыл о том, что ларонийцы имели высокую устойчивость не только к магии, но и к алкоголю, и, чтобы им набраться, надо было выпить изрядное количество чего-нибудь покрепче. Таким образом, на эту ночь собутыльник Филину попался как на заказ: выносливый и почти трезвый. К тому же Даэран представлял собой как раз тот редкий тип ларонийца, который пошел дальше убогой философии большинства подрастающих ксенофобов из белых эльфов, в ряды недругов которых такими темпами, какими шел молодой император, в скором времени могли попасть все прочие народы Материка подряд.

Зойт же, как верноподданный прежнего императора, старой закалки, как таких называли, разделял лишь неприязнь к полукровкам. И то к тем, которые, по мнению упраздненного сената, были особенно опасны, то есть к носителям человеческой крови.

Карнаж в свою очередь приложил все усилия, чтобы Скиера не увидела того, кого он с собой привел. Это грозило скандалом, а полукровка не испытывал особого желания выслушивать еще один экскурс в историю войны Ларона и Истании, где крайними оказались леса Роккар.

Однако особых усилий и не потребовалось. Чтобы разжечь старый костер, чьи угли еще тлели одиноко на краю тракта этой жизни, достаточно было легкого дуновения. Она не обратила внимания ни на гостя, ни на пошлые шутки дуэргара, сыпавшиеся как из рога изобилия под ларонийский металлический смех. Полуэльфка прижалась к груди «ловца удачи», зарывшись носом под ворот его куртки. Феникс почувствовал тепло ее тела…

Когда-то давно они были вдвоем, всего одну ночь, а с рассветом, будто и вовсе не зная друг друга, разъехались в разные стороны. Она поехала на север, а куда двинулся он — и сам полукровка толком не помнил.

Когда бы они ни встречались, всегда были в пути и даже не собирались искать тихой гавани посреди неспокойного моря бытия. После восхода Ta'Erna это оказывалось непозволительной роскошью. Временами начинало так сильно «штормить», что в тавернах среди бела дня резали глотки, на светских раутах подсыпали яды, а в темных подворотнях гораздо чаще на шеи накидывались удавки. Отголоски смутных времен еще ясно слышались, особенно в людских королевствах и на берегах Истании, не говоря уже о вечно бушующей войне на острове Палец Демона.

Оба прекрасно понимали, что покой и умиротворение на Материке позволить себе может далеко не каждый.

Они вошли в комнату. Порыв Скиеры не встретила стена, как это часто случалось раньше. В зеленоватом свете сильванийского ночника она посмотрела ему в глаза.

— Ты опять ходил туда, к ней? — робко спросила лучница.

Карнаж кивнул, и устало опустился на кровать, брякнув на пол свою торбу и ножны с оружием.

Она удивленно провела рукой по его гладкой щеке, где раньше проходила белая полоса жестокого шрама, оставленного стилетом чернокнижника. Феникс улыбнулся и откинул ее длинные волосы — стигма тоже исчезла без следа.