Книга Шесть мессий - Марк Фрост

Дойл бросил взгляд на Джека, чтобы посмотреть его реакцию, однако никакой реакции не было.

— Я прибыл сюда две недели тому назад и принялся обходить здешние светские приемы в том нелепом обличье, в котором вчера вечером приветствовал и вас, мистер Конан Дойл. К глубочайшему сожалению, люди ожидают от магараджи черт знает чего, и, чтобы не обмануть их ожиданий, мне удалось сделать из себя форменного осла, если позволите так выразиться…

— «Нюхорама»? — уточнил Иннес.

— Кстати, идея оказалась чертовски плодотворной: вы представить себе не можете, сколько я получаю заманчивых предложений о финансовом участии.

— Просто поразительно! — покачал головой Дойл.

— Похоже, что у американцев на прибыль реакция, как у акул на кровь в море. Ну а кроме аферы с запахами я повсюду намекал, что интересуюсь редкими религиозными книгами, пусть и незаконного происхождения.

— Почему вы обратились к Дойлу? — спросил Джек, все еще не определившийся с мнением по поводу этого человека.

— Резонный вопрос: позавчера я получил телеграмму непосредственно из канцелярии премьер-министра о том, что после прибытия мистера Дойла я должен попытаться связаться с ним и заручиться его помощью. Вот эта телеграмма, я захватил ее с собой.

Джек взял телеграмму из рук Престо, внимательно осмотрел ее, не найдя повода усомниться в ее подлинности, и воззрился на индуса с таким видом, будто разузнал в его отношении какую-то тайну.

— О чем вы хотели предупредить меня вчера вечером? — спросил Дойл.

— Я увидел человека, который следил за вами из угла комнаты: высокий светловолосый мужчина, на лице которого безошибочно читались дурные намерения. Когда он начал подходить к вам сзади, то полез за пазуху — как полагаю, за оружием; я просто действовал по наитию.

— Высокий блондин? — задумчиво повторил Дойл, вспомнив о преступнике, подменившем на мостике молодого помощника капитана «Эльбы».

Не успел Престо подробнее развить свою мысль, как Джек извлек из своего кармана листок с наброском ребе Штерна и протянул его ему.

— Это о чем-нибудь вам говорит? — спросил Джек, указав на рисунок башни.

Черные глаза Престо расширились, и он заморгал.

— Господи, вы подумаете, что я сошел с ума.

— Почему?

— Мне снилось это место.

Позднее в тот же день в кишащем крысами переулке возле его штаб-квартиры два патрульных полисмена обнаружили тело Данхэма Динг-Донга, пользовавшегося дурной славой предводителя «пыльников». Никто в участке не пролил слез в связи с этой находкой, но даже ко всему привычные копы были поражены тем, с какой жестокостью было совершено это убийство. Неизвестно, за какие провинности его подвергли такой дикой расправе, но это намного превосходило даже те гнусности, которые вытворял он вместе со своими приспешниками.

Свидетель нашелся только один, умственно отсталый Маус Мэллой. После того как при попытке нападения на фургон с пивом его лягнула в голову лошадь, в бойцы он уже не годился, но оставался в шайке на посылках. Дрожа от страха, он уверял, будто видел из задней комнаты, как в логово предводителя вошел высокий светловолосый немец с полным чемоданчиком золотых монет, но когда Динг-Донг отказался передать немцу старую книжку в кожаном переплете и потребовал объяснить, зачем она ему нужна, немец улыбнулся, вытащил нож и принялся разделывать Динг-Донга, как священник рождественскую индейку.

Однако Маус был известным пустобрехом, а после слишком тесного знакомства с лошадью стал завираться еще больше, и в участке на его россказни особого внимания не обратили. Да и в любом случае, как рассудили копы, Динг-Донга постигла участь любого бандитского вожака, просто к одному такой конец приходит раньше, к другому позже. Этот малый и так засиделся в преступных заправилах слишком долго. Дело было закрыто.

Однако это был как раз тот редкий случай, когда любящий приврать Мэллой говорил чистую правду.

Феникс, Аризона

Несмотря на кричаще-театральный вид Бендиго Римера, а может быть, отчасти и из-за него, власти на вокзале Феникса не разрешили почтовому поезду отбыть в Викенбург до тех пор, пока вагоны не были тщательно обысканы, а все до единого члены труппы «Предультимативной антрепризы» допрошены. Выяснилось, однако, что никто из них не видел китайца, бегавшего по вокзалу с мечом, — именно это велел им говорить Ример, даже если бы кто его и заметил. Признаться в этом — значит попасть в свидетели, а проволочки, связанные с этой историей, запросто могли сорвать гастроли и оставить «Антрепризу» без денег.

В действительности из всей труппы Канацзучи видел лишь сам Бендиго. Лица его он толком не разглядел, но человек, убегавший из-за тюков с хлопком, действительно походил на китайца, и в руках у него имелся предмет, показавшийся наметанному на реквизите взгляду Римера и впрямь похожим на меч.

Железнодорожные копы нашли за тюками мертвого охранника без мундира и со сломанной шеей, но нападавшего и след простыл. Вскоре стали распространяться слухи о множестве жутких нападений, расправ, актов насилия, вплоть до человеческих жертвоприношений и детоубийств, совершавшихся обезумевшим китайцем. Как всегда в таких случаях, правда тонула в пугающем вымысле.

Мало того что Бендиго досадовал из-за задержки, так еще и этому прилипчивому старому раввину приспичило ехать с ними до Викенбурга, а может быть, и дальше. И на то не имелось никакой реальной причины, кроме нелепой влюбленности старика в ведущую актрису труппы. И она хороша: кокетничает со старым распутником у всех на глазах. Ну и парочка, стыд и срам! Бендиго аж передергивало при виде того, как они воркуют. Можно подумать, что у него мало забот и без этого, посланного в наказание невесть за что, старого греховодника. Следовало прислушаться к внутреннему голосу и выгнать Эйлин без всяких церемоний после той первой ночи в Цинциннати, когда она то ли соблазняла его, то ли отказывалась с ним спать — память его слегка подводила.

А ведь у него и так сердце разрывается! Каких немыслимых усилий требует руководство труппой, стремление воплотить в сценических образах замыслы великих мастеров драматургии… Бендиго откинул голову и приложил руку ко лбу: любовь к драматическим жестам укоренилась в нем так, что он использовал их даже при полном отсутствии публики.

Ример обвел взглядом вагон поезда с его труппой — никто не заметил, как он страдает, черт подери, — и обиженно поджал губы. Пни, чурбаны, остолопы, недоумки! Дикие ослы и те более способны оценить его гений. Кто-нибудь хоть раз удосужился поблагодарить его за то, что он обеспечивает им средства к существованию? Нет, вместо этого вечно звучит одно и то же: «Бендиго, моя комната слишком мала», «Мистер Ример, нет горячей воды» и постоянный припев: «А как насчет моих денег?»

«Взгляните на меня, — Бендиго хотелось воззвать к небесам, — я провожу турне посреди пустыни! Произошла ужасная ошибка; я должен был быть одним из величайших гениев сцены! Театры Бродвея называли бы в мою честь, не сломай мне карьеру проклятый Бут».