Книга Звездочет поневоле - Оксана Бердочкина

«Моя сущность…, – с глубиной подтвердил Февраль. – У тебя будет еще много браслетов, ничего не исчезнет, но ты будешь должен пойти со мной, за мной и еще останешься должен. Разрешаю чихнуть на все возможные обречения и быть беззаботно глупым, не думая о своем невозможном искуплении. Люди как сдача, их двести погибнет во имя тысячи», – твердо закончив, Февраль искусно склонился, дабы разглядеть лицо еще теплого тела, сила сердца еще дышала в опустевшем сосуде, и душа старика с печалью отвернулась, ощущая свою новую извечную привязанность. «Пошел вон! За стенку!», – капризно прокричал Февраль, указывая жестом на решение выхода – утопию коридоров.

В комнату влетел голубь – этот момент все присутствующие запомнят и пронесут через все свои состоянья, через время, через темноту и свет.

«Как, странно, что птица влетела не через окно», – подумалось Сатанинскому. И вправду, он так нежно впорхнул через открытые двери, что вели в утопию темных коридоров, за которыми пряталась та самая сумасшедшая лестница и еще более лиловелось яблоко, показывая свой необычный блеск. Послышались уместные в их моменте шаги, и влетевшая птица необъяснимо исчезла.

«Вы готовы увидеть того, от кого вы теперь зависите?», – обернувшись к участнику дневного процесса, дьявол необычно потряс кистью руки, словно скидывал возможное отрицание действия, и тот еще более застыл, выражая свое сиюминутное желание.

«Нельзя сказать происходящему стоп?», – поинтересовался испуганный Господин Манжет.

«Нельзя, ибо вы сами заплатили за это шоу», – промолвил Сатанинский, с ласковой улыбкой встречая вошедшего гостя.

«Ну, вот тот самый свидетель от Бога. Вы даже не представляете, перед кем я встал на колени, и из чьих рук я испил вино, чтобы „Он“ вошел сейчас в эту мрачную для его морали компанию. Шуга, я прошу вас быть здесь, как дома. Обратите внимание на этого пациента. Он окончательно болен, ему нужна ваша помощь», – обратился Сатанинский к Сахарному человеку, глядя в его каменное лицо, не отпускал связи.

«Вы хотите, чтобы я за него помолился?», – Шуга насмешливо перебил, закладывая руку под пиджак.

«Шуга, вы меня отвлекаете, я говорил, нашему пациенту, что коллекционирую жесты!», – внезапно вскричал Сатанинский и ближе примкнул к руке Сахарного.

«Я рассказал ему, что был такой парень на банкете в Монреале, расстегнул пиджак и произнес: „Это просто катастрофа“, так и разбился он ровно через сорок дней, как Бог головой об свое собственное царство! Давайте присядем же, я ждал это великое обстоятельство, я хотел его больше года и для меня это очень много, поверьте, господа. Вот только долго ли мне еще ждать мои красные – красные розы?», – с усмешкой поинтересовался Сатанинский, раскрывая свой черный секретер, полный бумаг и пожелтевших записок.

«Ах, эти рожи-вельможи, эти одинаково зубастые. Скольких я сжег, скольких уничтожил, не оставив ни частицы памяти… Кажется, дождь покажет себя. Недолго ждать осталось».

Господин Сатанинский раскрыл разноцветье оконных стекол и в комнату внеслись волнительные порывы свежего воздуха.

«Капор, брысь, не подглядывай, разбойник!», – обратился Февраль к затаившемуся псу, что кряхтел за русской печью и, сдвинув камень своего особенного перстня, что-то сладко слизнул, занося в привкусы оттенки неизвестного.

«Волчий прибудет после шести, Господин „Вешайтесь Все“ уже получил намек, а вот где же мои черти, где их ангелы носят?».

Все трое резко обернулись в сторону пустых коридоров, откуда внезапно послышалось смешение звуков, сотканных из игры органа и мнимых шагов. Голоса, то глухие, то звонкие набирали высоту звучания, а после пропадали, словно и не было их. В проеме дверей появилось серое крошечное пятнышко, оно необычно вертелось, подобие есть разве что в притравленной мухе перед смертью, а дальше что-то шагнуло на палас, прозрачной волной хитро пропищав: «Ваше Величество, Никколо Паганини срезан, он душист и прекрасен!».

«Например?», – придирчиво переспросил Сатанинский едва проявленное Пятнышко.

«Вся триста одна роза уже несется к вашим сильным ногам!», – лебезятничал демон, ставя в пространстве по-необычному руки.

«А где твои ботинки?», – переключился Сатанинский, заметя на ножках крошечного Пятнышко батистовые мешочки.

«Последний танец съел мою обувь. Вот все, что осталось от моих лаковых крошек: два батистовых мешочка, да картонная коробочка», – с иронией и медля в жесте услужливо произнес Пятнышко, доставая из кармана явно спичечный коробок.

«Вот плут, опять проигрался в кости!», – взвыл Сатанинский, продолжая: «И долго мне тебя еще одевать? Сколько раз повторять, не вступать в сделки с пушистыми занудами! Правда все равно на их стороне. Проиграешь!».

«Не то слово, Ваше Величество! Они безнравственно сбросили мою обувь в бездну, не оставляя мне ни капли надежды!».

В мутных хрусталях внесли триста одну розу, и белые свечи на бронзовых ампирах зажглись сами собой. За окном проходил день, провожаясь серым дождем, Сатанинский приказал накрыть ужин в белом костяном фарфоре, и все с нетерпением ждали скорейшей сервировки и еще одного неизвестного гостя.

«Главное, господа, в том, что дней больше, чем ночей, – заметил Сатанинский, дегустируя принесенные ему вина. – Вот мы все и крутимся оттого. Всем нам действительно очень плохо. Мыслей нет, а если есть, то безумные какие-то, либо опять пустота выпирает. О, как я люблю мануху!».

В комнату постучались, и господин Сатанинский залпом выпил последний бокал, обратив предмет на хрустальной ножке в знакомое Пятнышко.

«Июнь Июлич дорогой! – простонал Сатанинский, всем телом вытягиваясь в сторону коридорной пустоты. – Жарко тащится зараза…», – продолжил сам себя, вытирая алым платком выступивший на лбу пот.

«Что мы ожидали, что нас ожидало…», – заметил Сахарный, играя на воображаемых клавишах, а дальше, заправив руки в друг друга, с мыслью заложил их за спину.

«Вот вы…», – обнажая зубы, словно того ущипнули, Сатанинский затряс пальцем, театрально раскрывая надуманное: «Честный! Справедливый! Законный! Добросовестный… Ну что за дрянь ваша светская философия! Кстати говоря, Дело видели? Того самого, что любил порыться в ваших вещах, подглядеть чего, а после все ваше впечатлительное выдать за свое. Впрочем, еще познакомитесь. Стеклянная голова подшутила пуще меня. Донесла мысль, точно выпалив, свои горячие словесные бабочки. В общем, Шуга, наблюдайте, тщательно и с совестью. У меня всякий процесс без совести уже не процесс, а так, баловство шакала. Вы уж учтите трудность распоряжений. Бог, знаете ли, требует. Извиняйте, но процедуру исполнения сочинил не я».

Человек в манжетах, безвольно расположившийся между двумя симпатизирующим друг другу собеседниками, почувствовал, как полы под его ногами медленно тронулись, и он начал слабеть. По правде сказать, вид у него был не самый лучший. Бледность и напряженность одолевали его, ему вспомнилось значение – «малокровие», и он еще раз взглянул на залитый кровью палас и тело мутного старика. В сомнении не решался сложить голову на правую сторону в абсолютно неудобном ему кресле, хотя от левой стороны он явно устал, что и вызвало неожиданное головокруженье и тошноту.