Книга Операция `Карантин` - Виталий Забирко

Никита послушно выполнил просьбу.

— Надоели эти причитания клиенту, он и рокочет утробным голосом: «Сало ем, того и шея!»… Теперь язык под правую щеку… «Да по мне, что хочешь ешь, — отвечает ему парикмахер, — только шею мой!»

Мокрым полотенцем старик смахнул с лица остатки пены, смочил руки лосьоном, похлопал ими по щекам Полынова.

— Все.

— Весь анекдот? — хмуро спросил Никита.

— Э-хе-хе, — разочарованно вздохнул парикмахер. — И анекдот весь, и работа вся.

Полынов выпрямился в кресле и посмотрел на себя в зеркало. Старый парикмахер был не просто мастером, а кудесником. Такое ощущение свежести абсолютно оголенной кожи на лице Полынов испытал, разве что когда в первый раз в жизни побрился.

— Так как насчет стрижки? — лукаво поинтересовался парикмахер, видя, что клиент доволен его работой.

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Что-то я в последнее время много сала ел, — отшутился Никита.

— Понятно, — закивал головой старичок. — Но вы не стесняйтесь, мы можем и здесь голову помыть, в сферу услуг это входит.

Но Полынов отрицательно покачал головой. Хоть он и сполоснул волосы водицей «Серебряный ключ», уверенности, что тщательно промыл их от пыли, у него не было. Станет мыть ему голову парикмахер, увидит рыжие потеки, не удивится. Но потом, когда молва донесет до него, кем является его сегодняшний клиент, задумается — откуда, спрашивается, в голове командировочного из Тюмени пыль Каменной степи?

— В другой раз, — твердо повторился Никита и встал с кресла.

— В другой раз — это как на диету сядете? — пошутил парикмахер.

— Нет. Как штаны постираю да высушу, — усмехнулся Полынов. — Сколько с меня?

Парикмахер непроизвольно бросил взгляд на сиденье кресла, словно проверяя, нет ли там лужи, и, хотя ничего не обнаружил, довольно заулыбался. Любил старик подшутить и ценил, когда ему могли ответить тем же.

— С вас, молодой человек, либо новый анекдот о парикмахерах, либо в рублях по прейскуранту, — ехидно прищурившись, он кивнул головой на стену, где висел листок с перечнем оказываемых в парикмахерской услуг.

Анекдотов о парикмахерах Полынов не знал ни старых, ни новых, а цены за бритье по сравнению с московскими здесь были просто смехотворными. Поэтому он заплатил тройную цену и от сдачи наотрез отказался. Однако, чтобы не обидеть вдруг насупившегося старика, мотивировал сумму доставленным удовольствием от спектакля. В театре, мол, зрители платят за просмотр пьесы, а тут для него не только концерт устроили, но еще и на сцену в качестве статиста пригласили.

Несмотря на внешний непрезентабельный вид, внутри кафе «Минутка» выглядело весьма привлекательно и уютно. Полированные столики, мягкие кресла, стойка бара: за ней на полках — батарея подобранных со знанием дела разнокалиберных бутылок. И, самое главное, в кафе работал кондиционер. В общем, интерьер располагал к тому, чтобы сидеть здесь с утра до позднего вечера, ожидая, пока спадет жара. Тем не менее, посетителей в кафе не было. То ли цены здесь кусались, то ли время было неурочным.

За стойкой бара, боком ко входу, сидел необъятных размеров бармен и с угрюмым видом смотрел телевизор. Голова у бармена была непропорционально маленькая, коротко стриженная и словно бы вдавленная в необъятное тело, от чего шея у затылка вздувалась мясистым бугром и наводила Полынова на мысль, что именно о ней он только что в парикмахерской услышал анекдот.

Бармен покосился на вошедшего и снова вперился в экран. На видеомагнитофоне стояла кассета с крутой порнухой, и на все кафе разносились излишне эмоциональные вскрики, всхлипы, возгласы, изредка перекрываемые донельзя равнодушным голосом переводчицы. «Мама… Ой… Вот так… Сука…» — вклинивался ее бесцветный голос в какофонию охов-ахов, и создавалось впечатление, что она не переводит, а комментирует какой-то сугубо технологический процесс. Типа там из горячего цеха металлургического производства.

Полынов прошел к стойке, взгромоздился на высокий табурет и молча уставился в затылок бармена. Бармен шумно вздохнул, щелкнул переносным пультом управления, остановив воспроизведение видеокассеты, встал и лениво подошел к клиенту. Лицо у него было угрюмым, звероподобным, вывернутые крылья приплюснутого носа ходили ходуном от натужного сопения, губы большого рта — плотно сжаты, а маленькие глазки из-под ярко выраженных надбровных дуг смотрели на Никиту не мигая, будто безмолвно советуя убираться из кафе подобру-поздорову. Звероподобность бармена еще более усиливала буйная поросль черных курчавых волос на груди, выставленная напоказ в распахнутый ворот рубашки. Сразу становилось понятно, что кафе «Минутка» в вышибале не нуждается.

— Воды. Холодной. Стакан, — попросил Никита и, обезоруживающе улыбнувшись, добавил: — Пожалуйста.

Улыбка не произвела на бармена ровным счетом никакого впечатления. Он все также угрюмо поставил перед Никитой пустой стакан, достал из холодильника пластиковую бутылку «Серебряного ключа», откупорил, налил.

Полынов с удовольствием выпил и, крякнув, стукнул донышком стакана о стойку. Будто сто граммов принял. Бармен молча ждал продолжения, держа бутылку наготове и по-прежнему буравя Никиту пристальным взглядом.

— У вас здесь кормят? — поинтересовался Полынов.

— А как же. Заказывайте, — наконец-то открыл рот бармен и поставил бутылку с водой на полку позади себя. Голос у него оказался подстать комплекции, густой, рокочущий, но, странное дело, тон был приветливый, располагающий.

— Мне бы чего-нибудь постного, нежирного, — попросил Полынов. — И без свежих овощей.

— Язва? — понимающе спросил бармен с сочувствием, что абсолютно не вязалось с выражением его лица.

— Язва — это теща, — невесело хмыкнув, объяснил Полынов. — А у меня понос.

Бармен исподлобья внимательно посмотрел на Никиту, словно собираясь через мгновение взять его за шиворот и вышвырнуть вон. Но вместо этого поставил перед Полыновым блюдечко с нарезанным лимоном, а затем достал из-под стойки бутылку без этикетки, наполовину заполненную густо-коричневой жидкостью, и налил в стопку до краев.

— Лучшее средство от желудка, — порекомендовал он. — Пить залпом.

Никита недоверчиво понюхал содержимое стопки. Пахло спиртом и еще чем-то почти неуловимым — то ли химией, то ли какой-то лечебной травкой.

— Не сомневайся, — сочувственно пророкотал бармен, переходя на «ты». — Не раз опробовано, и не одним. Никто не умер, а даже наоборот.

Что такое «наоборот», было не совсем ясно, равно как и что значит «средство от желудка» — полностью удаляет его, что ли? Но когда Никита все-таки послушался совета и опрокинул содержимое стопки в себя, он все понял. Происходящее с ним в первом приближении описывалось известным парадоксом: «Врачи долго боролись за его жизнь, но пациент выжил». Жидкость не просто обожгла горло, она еще и зацементировала его стенки и, двинувшись далее по пищеводу, превращала все на своем пути в камень. Можно было с уверенностью сказать, что бренные останки Полынова ждет уникальная участь — им не суждено, подобно подавляющему большинству, рассеяться в прах; через миллионы лет именно по окаменевшим останкам Полынова будут судить об облике homo sapiens, как сейчас пытаются реконструировать общий вид динозавров по окаменелостям юрского периода. Но когда «микстура» наконец достигла желудка, Никита почувствовал себя в руках неопытного хилера-шарлатана, пытающегося раскаленным зазубренным ножом провести изнутри резекцию без наркоза.