Книга Специальный агент преисподней - Алексей Зубко

Где-то это уже было… Встречи с ящерами-переростками меня к добру не приводят. Как все-таки хорошо, что они вымерли…

Резкая боль в глазах притухает под живительной силой слез. И на передний план выступает боль в остальных частях тела. А хоть что-то у меня не болит?

Прислушиваюсь к своим ощущениям. Вроде бы душа не болит, хотя в ее наличии у меня нет уверенности, одни смутные подозрения. Но против ожидания боль не резкая, рвущая на части, а нудная, размытая и вполне терпимая. Если не акцентировать на ней внимание.

«Где я?» – вопрошает мозг. И содрогается – выплывая из ниоткуда, появляются огромные клыки, они тянутся ко мне. Миг. И наваждение отступает.

Перевожу дыхание, усилием выталкивая из сжавшихся легких воздух.

Исходя из болезненности ощущений – я скорее жив, чем мертв.

«Быть живым – мое ремесло, это.дерзость, но это в крови…»

«Вот только в облаках не летать,- подумалось мне с трепетной тоской в груди,- разве что на авиалайнерах и прочих достижениях человеческой мысли».

И так мне жалко себя несчастного стало, так грустно на сердце, что жалобные стенания сами сорвались с губ, послужив сигналом к немедленной атаке.

– Очнулся! – воскликнул женский голос, и рыжеволосая головка, мелькнув пред моим затуманенным взором, накрыла мое лицо каскадом влажных поцелуев и пряно пахнущим облаком волос- Дай я тебя расцелую, если ты не против!

– Зачем… – прохрипел я, спустя мгновение поняв, что вопрос, собственно, чисто риторический, поскольку ожидать на него ответа Леля вовсе и не собиралась.

Скрипнула дверь, заглянувшая было Ливия поспешно захлопнула ее, буркнув извинение.

– Задушишь,- выдохнул-таки я.

– Ой! Извини,- всплеснула руками подружка.- Я вся так испереживалась, что просто жуть. За завтраком целый пирог съела.

– С чем?

– С грибами.

– Вкуснятина, наверное?

– Ага, объедение.

– А там, случайно, кусочка не завалялось?

– Не, все съела. А что?

– Уже ничего.

– Да ты, наверное, проголодался? – поняла она наконец причину моего повышенного интереса к грибному пирогу.

– Еще как,- подтвердил я.- Кишки уже марш играют.

– Правда? – Отбросив одеяло, Леля прижала свое ухо к моему голому животу.

Именно этот момент избрала Ливия, чтобы повторно заглянуть в комнату.

– Ой!

И, залившись краской, выскочила вон.

До меня туго, но со всей очевидностью дошла двусмысленность положения, в котором я оказался благодаря душевной простоте Лели и заботливым рукам лекаря, смывшего с моего тела кровь и наложившего на порванный бок повязку, но не побеспокоившегося об облачении в какие-либо одеяния.

Рванув на себя одеяло, я стыдливо прикрылся.

– Обманщик,- скривилась отодвинутая рыжая подружка.- Ничего они не играют, бурчат себе помаленьку, и все.

– Позови Ливию,- попросил я, надеясь объяснить возникшее недоразумение.- Будь так любезна.

– Ладно.

И, взмахнув сарафаном, умчалась.

Прорабатывая в голове слова, которыми постараюсь начать свои объяснения, я вздрогнул от неожиданности, когда распахнулись двери.

Держа в руках блюдо с парой тощих жареных рыбешек и ломтем хлеба, в комнату вошла Ламиира.

– Кто тут у нас самый голодный? – поинтересовалась она, игриво подмигивая и покачивая крутыми бедрами, скудно прикрытыми простеньким сарафанчиком.

Все три девушки переоделись в платья деревенского фасона. Но менее прелестными от этого не стали, даже наоборот.- Кто проголодался, а?

– Я,- признался я, решив, что при всем разнообразии потребностей человека чувство голода вызывают у него только две, но об одной из них пока забудем – не шутки же ради она принесла блюдо со снедью?

– Малявка уже растапливает печь, Добрыня, прихватив топор и горсть медяков, отправился на гусиную охоту…

– И долго он будет охотиться?

– Минут пять.

– Что так быстро? – удивился я.- Или их в местных лужах немерено?

– Он торговаться не умеет,- пояснила блондинка, протянув блюдо.- Сколько скажет хозяин – столько и заплатит.

– Угу,- кивнул я, запуская зубы в тощую спину пескаря.- Что ж ты колючий такой?

Ламиира примостилась в ногах и некоторое время с непонятной тоской и нежностью смотрит на то, как я ем, складируя косточки живописной кучкой на краю тарелки.

– Справилась Яга? – спросила она.- Все вспомнил?

– Какая Яга? – не мигая, поинтересовался я.- Из сказок?

– И в сказках, и в избушке на курьих ножках.

– Можно посмотреть договор? – Продолжая дурачиться, принимаюсь за вторую рыбину, которая оказалась еще более костлявой, если такое вообще возможно.

– Какой договор?

– Как какой договор?! – восклицаю я.- С Бабой Ягой – костяной ногой. Только не говори мне, что мы поверили ей на слово и произвели предоплату!

– Так ты вспомнил? – всплеснула руками блондинка,непонятно как придя к такому выводу на основании моих дурашливых реплик.- Все-все?

– Ничего я не вспомнил…

– Не притворяйся,- почему-то не веря моему чистосердечному признанию, попросила Ламиира, игриво шлепнув меня по колену.

Видимо, в ее генах, где-то там – глубоко-глубоко, скрыт талант невропатолога, поскольку ее пальцы попали именно туда, куда испокон веку метят люди в белых халатах своими молоточками. Как результат нога дернулась, лягнув белобрысую красавицу.

– Ой!

Она попыталась удержаться от падения, ухватившись за то, что под руку попало. А попало одеяло.

Я, промахнувшись мимо ее мелькнувшей руки, зашелся в надсадном кашле, причиной которого послужила застрявшая в горле рыбная косточка.

Потирая ушибленную при падении мягкую часть своего прекрасного тела, Ламиира со злостью отбросила в сторону ненадежную тряпку и поинтересовалась, уперев руки в боки:

– Чего дерешься?

– У-а-у,- пытаясь пальцами ухватить причиняющую боль кость, просипел я.

– Ты мне под юродивого не коси, тоже мне, Джим Керри выискался… Кость в горло попала?

– У-у…

– Убери руки,- забираясь на меня верхом, приказала она.- Дай я попробую.

Вывернув мне голову в направлении падающего сквозь окно света, она склонилась над моим ртом, пытаясь рассмотреть крохотную белесую косточку и ухватить ее длинными ухоженными ногтями.

Скрипнула дверь.

Скосив глаза, сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, я рассмотрел размытый силуэт Ливии, на фоне которого неимоверно четко проступило ее побледневшее лицо с алыми пятнами на щеках.