Книга Зона поражения - Леонид Смирнов

Чем идти, скорчившись в три погибели, проще было передвигаться на четвереньках. Но Рассольников не хотел вставать на колени, словно бы склоняясь перед муравейниками. Аристократ должен гордо нести человеческое достоинство — и особенно в окружении насекомых. И потому он шел, согнувшись. Когда спина затекала, он пытался распрямиться и стукался хребтиной о теплый бетонный потолок. Ему предстояло таким макаром прошагать несколько километров.

А Единоседьмой Дом в полной мере использовал преимущества своего пластичного фальшьтела. Уменьшив рост и вдвое вытянувшись по толщине, он легко передвигался в этом тесном туннеле. (Его словно расплющило асфальтовым катком.) Муравейнику то и дело приходилось притормаживать, поджидая ковылявшего позади пришельца, но он ничем не выказывал своего нетерпения.

В первый миг, обнаружив рядом с собой вместо статного мужчины маленького плоского уродца, Платон вздрогнул от неожиданности и, не сдержавшись, прыснул. А потом всю дорогу молча завидовал сопровождающему: скрюченная спина вскоре начала болеть, а шейные позвонки не хотели держать затяжелевший кочан головы.

Делая поворот за поворотом, коридор начал забирать вверх, так что идти стало еще тяжелее. Археолог следом за Единосемерным лез в гору, и теперь вдобавок ко всему начали ныть его колени, икры и голени.

При получении каждой подписи происходила одна и та же фантасмагорическая сцена. Через выломанное отверстие археолог с трудом пролезал внутрь начальственного кабинета и оказывался в каморке, все стены, пол и потолок которой были покрыты живым шевелящимся ковром. Все Дома Симбионтов, как и Непейвода, обожали равномерно распределяться по внутренней поверхности любого занимаемого ими объема.

Начальник службы безопасности всякий раз оставался вовне. Да ему, собственно, уже некуда было влезать, хотя потолок в кабинетах был повыше, чем в коридоре. Платону самому едва-едва хватало места, чтобы стоять, не касаясь плечами и макушкой живого ковра.

Оказавшись внутри, в тусклом зеленоватом свете, который давали какие-то здешние светлячки, археолог уже и не пытался что-то разглядеть: все муравейники на одно лицо. Зато он пользовался возможностью размять затекшую, окостеневшую спину и осторожно пытался сгибать-разгибать ее, шевелить лопатками, вертеть хрусткой шеей и даже делать приседания. Наверное, Дома Симбионтов думали, что это человеческий ритуал приветствия.

Обычно хозяин кабинета выдерживал долгую паузу, внимательно разглядывая посетителя, потом образовывал огромный рот и жутковатым голосом выдавал что-нибудь вроде:

— Как ты относишься к концепции роя?

— Никак, — с готовностью отвечал Рассольников. — Я о ней не думал.

— Так подумай и скажи первое пришедшее на ум, — настаивал Дом Симбионтов.

Платон чесал затылок и говорил вкрадчиво:

— Я не люблю толпу. Рой — тем более. Но мне с вами не жить. Существуйте, как вам удобнее…

Тут хозяин начинал гомерически хохотать, ссыпаясь клеточками на пол. Этот живой щекочущий дождь окатывал археолога, и его била крупная дрожь. Но чаще Дом Симбионтов приходил в ярость и начинал поливать мерзавца муравьиной кислотой. Сотни брюшек одновременно выбрызгивали на Платона по капельке жидкости, пока он не оказывался облит с головы до ног.

— Рой — это вершина эволюционного развития! — вещал муравейник, а Рассольников тем временем пытался вытереть носовым платком лицо и волосы. — Вам не снился такой порядок и такая четкость в любых, даже самых сложных действиях. Вы, индивиды, — хозяин выплевывал это слово с таким отвращением, словно ему в рот вместе с супом попала муха, — сущие ничтожества! Ваш социум — примитивное подражание рою. На ваше счастье, вам не дано понять всей прелести роя, иначе самые умные и честные из вас давно оборвали бы свое жалкое существование…— и далее в том же духе. Наконец Дом Симбионтов выговаривался и, отрастив руку, соизволял черкануть свою замысловатую роспись лазурным пером на титанитовой пластине.

«Есть! Десятый, — с облегчением выдыхал археолог и тут же думал с тоской: — А ведь еще девять…» Начальник службы безопасности помогал Платону выбраться в коридор, а хозяин кабинета кричал вслед голосом записного злодея:

— Не вздумай нас обмануть! Из-под земли достанем!

…Когда все отмеренные круги ада были пройдены, Единоседьмой вывел археолога наружу. Рассвело. Платон даже не заметил, что канул вечер и миновала целая ночь. Ноги гудели, не разгибалась спина, и в черепе отбивали набат огромные медные колокола.

Над бескрайним пастбищем висел туман. Пелена медленно таяла, оплывая под первыми лучами солнца. От мокрой земли веяло прохладой и свежестью. Хотелось упасть в траву — как в бассейн нырнуть — и отмывать росой липкую от пота и муравьиной кислоты кожу. Неподалеку стоял глайдер, окруженный несколькими охранниками. Археолога поджидал обещанный независимый нотариус — ответственный сотрудник знаменитой на всю Галактику страховой компании «Ллойд». Он сидел на детском складном стульчике. У этого маленького — метр с кепкой — человечка в черном смокинге глаза были закрыты плотной черной повязкой.

И вот повязка снята. Человечек зажмурился от яркого света, прижал ладони к глазам, топорща рыжие бакенбарды. Затем он достал из бокового кармана темные очки, надел, щелкнул пальцами. Один из ходячих муравейников поставил перед ним такой же низенький складной столик. Клерк облокотился на него и произнес первое слово: — Ну-сс?

Он был похож на пасюка, одетого в человечий наряд. Предки всерьез боялись, что такие вот человеко-крысы когда-нибудь отвоюют у них божий мир. Щепотка рыжих усов вздрогнула, подтянув верхнюю губу и обнажив шильца резцов. Острый носик, завершающий длинную мордочку лица, шевельнулся, обнюхивая представшее перед ним существо: липкое и грязное, всклокоченное, шумно дышащее и едва держащееся на ногах.

Платон протянул нотариусу оба экземпляра контракта. Они были заляпаны отпечатками липких от кислоты пальцев. Тот молча разглядывал титанитовые листы примерно минуту, поворачивая то так, то эдак, подставляя пронзительным лучам восходящего солнца. Затем достал из кармашка электронную лупу и продолжил осмотр. Археолог чувствовал, что его терпение на исходе. Еще немного, и он не выдержит и заорет на этого гнусняка, словно бы мстя за все унижения и муки, нанесенные ему ходячими муравейниками. Ведь перед ним был не человек, а еще один ксен— разумный крысоид с Поллинга-6. Кстати, крысоиды пользовались любой возможностью, чтобы поиздеваться над хомо.

Почувствовав неладное, нотариус оборвал нескончаемую процедуру осмотра и начал яростно хлопать по пластинам фирменными штампиками, которые взялись прямо из воздуха. А потом каллиграфическим почерком вписал в каждую печать свое имя и дату.

— Тепер фы тофольни? — Поднял на Платона скрытые очками глазки.

— Спасибо, — выдавил из себя археолог.

Он благодарил бога, что сдержался и не устроил безобразную сцену. Да и самому подписанию тогда пришел бы конец. «Не надо доводить простого земного графа до белого каления, — подумал Рассольников. — Дурная это привычка».