Книга Четыре жезла Паолы - Алла Гореликова

Сай села рядом, сунула Паоле чашку с горячей травяной настойкой:

— На, погрейся. Я не знаю, как у твоего народа принято, а мы, когда курганы навещаем, потом вспоминаем о тех, к кому ходили. Могилы без памяти пусты. Так что пей и рассказывай.

Над кружкой клубился невесомый пар, глиняные бока грели ладони. Паола вздохнула.

— А что рассказывать?

— Все равно. Что помнишь, что хочешь.

Паола вдохнула сладковатый пар. Задумалась, глядя в чуть дрожащее зеркало красноватого напитка, словно надеялась углядеть там кого.

— Просто отпусти себя, — тихо посоветовала шаманка. — Так получится правильно.

Это хорошо, подумала Паола, что я там наревелась почти до отключки. Кажется, первый раз за все время не тянет плакать, вспоминая…

— Их было два брата. Близнецы. Гидеон и Фабиан. Я их различать научилась, только когда поняла, кто как говорит. Фабиан серьезный такой, а Гидеон… — Паола задумалась, подбирая слово. Ей хотелось вспомнить, каким был Гидеон до войны, до их похода к горцам. — Не всегда веселый, но… легкий, наверное. Помню, мы говорили про море…

Рассказанная тогда Гидеоном байка о подводных чудовищах всплыла в памяти так явственно, будто рыцарь оказался рядом. «Да, братец, рыцари не для моря, а море не для рыцарей…» Был бы он счастлив, отправившись с Паолой на острова?

Паола рассказывала, и ей ничуть не казалось странным, что о двух рыцарях Империи, о ее мечте, о первом свидании, так и оставшемся единственным, о далекой войне слушают три варвара, те, кого дома называют дикарями. Бабка-лекарка сидела тихо, подперев щеку ладонью и иногда кивая. Сай то теребила кончик косы, то начинала зло дергать ремешок. Тагран отщипывал по кусочку от лепешки, кидал в рот. Неведомым Паоле, но ощутимым образом ее рассказ делал Гидеона и Фабиана близкими для этих людей, если не родней, то уж точно не чужаками из неведомых земель. Разделенная память утрачивала осколочную остроту незажившей потери, переплавляла ее в спокойную тихую грусть, приправленную несказанным, но слышным «так бывает».

А еще Паола наконец смогла, сумела сказать вслух то, что со времени гибели Фабиана даже себе самой мысленно сказать боялась.

— Знаете, чего я боюсь… У нас говорят: жезлоносицы бывают счастливые, несчастливые и несущие смерть. Счастливая ставит жезл и возвращается без боя, несчастливая гибнет, а…

— Погоди, я не понял, — перебил Тагран. — Жезлоносица это кто?

— Крылатая дева, как я. Та, что может ставить жезлы…

О жезлах пришлось объяснить подробнее, а заодно и о золоте, кристаллах и цене магии. На рассказах о магии шаманка презрительно сморщила нос. Как видно, волшебники, черпающие силу для чар извне, ей не казались по-настоящему сильными. Но спросила, когда Паола умолкла, о другом:

— Ты начала с того, что боишься. Чего?

— Оказаться несущей смерть, — тихо ответила Паола. — Той, за которой остается след из мертвых.

— Объясни, — нахмурилась шаманка, — теперь я не понимаю.

Паола кивнула.

— Наш дар — магия Жизни, мы не можем сражаться, не должны убивать, только исцелять. Поэтому каждой жезлоносице, отправляя ее в поход, дают защитника.

— И эти два брата оба были твоими защитниками?

— Да.

— То есть они и должны были защищать тебя, даже если сами погибнут?

— Ну… да.

Тагран бросил на девушку острый взгляд, пожал плечами:

— Они это и сделали. Что не так?

— Понимаешь… на самом деле крылатые девы гибнут не реже своих защитников, а то и чаще. Если война, все ведь понимают — первым делом нужно выбить того, кто врагу полезней. А нас мало, и мы нужны.

— Глупо. Как один боец тебя защитит против десятка?

— И правда глупо, — кивнула шаманка. — Тех, кто нужен, берегут лучше.

— Ну…

«Так принято» — все, что могла бы сказать Паола. Но…

— Если ты нужна, — Сай, сердито прищурившись, наставила на нее палец, — тебя берегут. Если тебя берегут, для похода в чужую землю тебе дают хорошую охрану. Ваши вожди совсем дураки. Какого-нибудь торгаша, меняющего ножи на шкуры, и то не меньше десятка бойцов всегда охраняет!

— Нет, — оборвал Тагран, — я понял. Они не дураки, они хитрые. Большой отряд легко заметить. Большими отрядами ходят воины. А они посылают воров.

Паола уткнулась лицом в ладони и расплакалась. От боли, от обиды… от острого понимания, что этот варвар, дикарь степной, прав.

— Все равно я не поняла, — сказала Сай, когда следующим вечером они вдвоем с Паолой отправились собирать закатную полынь бабке на снадобья. — Ладно, ваш бог судья твоим вождям, но если девушку отправляют всего с одним защитником, разве удивительно, когда кто-то из них гибнет?

— У нас вчера просто разговор на другое свернул быстро, — тихо ответила Паола. — Я плохо объяснила. Понимаешь, вот эта примета, про счастливых-несчастливых, она не просто так. Каждая хочет оказаться счастливой, но на самом деле…

— На самом деле, — усмехнулась шаманка, — вы все счастливые, пока вас не отправят вот так, как тебя. А дальше — как боги положат. По-моему, это просто жизнь, о чем тут говорить?

Паола покачала головой:

— Мы не сражаемся, но мы лечим, не забывай. Лечим быстро, прямо в бою. Если жезлоносица сильная и опытная, она одним взмахом крыльев такие раны затягивает!

Сай разогнулась, уронив сорванное соцветие. Взглянула на Паолу в упор. Спросила:

— Себя — тоже?

— Хоть себя, хоть защитника. Насколько сил хватит. И еще как успеешь — все-таки «быстро» не значит «в один миг». Ты поняла уже, да?

— Может, и поняла, — медленно проговорила Сай. — Но ты все равно сама скажи. Так лучше будет.

— Ладно, скажу. Если из раза в раз жезлоносица возвращается, а ее защитник гибнет, проще всего решить, что в бою она слишком заботилась о себе. Рыцари таких не любят, не доверяют. Учителя… — Паола пожала плечами, — когда как. В некоторых девушках на самом деле можно быть уверенными, понимаешь?

— Тогда им просто не хватает силы. Тоже несчастливые, но не везет не так, как тем, что гибнут. Может, у них защитники не такие умелые. Так ведь тоже бывает, правда?

— Не везет, но по-другому, — повторила Паола слова шаманки. — Если верить… а я верю, нет, знаю, я сделала все, что могла! Только и остается это «не везет», да?

Сай, хмыкнув, вернулась к прерванному занятию. Бросила:

— Давай поторопимся, солнце заходит.

Пока последний луч не исчез, сверкнув напоследок расплавленным золотом, девушки молча рвали желтоватые полынные соцветия. Руки Паолы пахли горечью, но, странно, впервые за все эти дни ей легко дышалось. Может, подумала Паола, я просто наконец-то выздоровела?