Книга Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов

— Да что вам надо-то? — кричу.

И вдруг слышу:

— На колени, мать твою! А не то дырку в голове сделаю!

Эти слова на чистом русском языке произнес белобрысый коп с бульдожьей мордой…

В голове промелькнуло: вот она, хваленая их демократия! Стоит человека в чем-то заподозрить, как все — девять граммов и душа из тела вон. Только и останется, что безымянная могила на пригородном кладбище. А то и вовсе бросят труп на пустыре.

Силу, признаться, я и прежде уважал. Но чтобы встать на колени перед этими… Да пусть хоть все тело продырявят! С какой стати буду признавать, что в чем-то виноват? Пусть для начала представят доказательства, зачитают мне мои права. Да где, в какой их декларации записано, что человек должен стоять перед ними на коленях?

Откуда что взялось, я этого не знал. Да, в сущности, никогда не замечал за собой подобной смелости.

И от Петлюры, и от красных приходилось драпать. А потому что одно дело — обругать кого-то в разговоре или написать на эту тему фельетон, но тут, когда дуло сорок пятого калибра смотрит прямо мне в глаза… тут требовалось совсем другое. И только уже потом, когда все завершилось по-хорошему, подумал: а не в том ли здесь причина, что есть большая разница, перед кем вот так стоять? Перед большим начальником пасть ниц не очень-то зазорно, особенно если от него зависит, как сложатся обстоятельства дальнейшей моей жизни. Но вот от этих чего хорошего мне ждать? Ни вида на жительство, ни гонорара за издание романа… Только лишь мат-перемат на непонятном языке.

Уже толпа собралась, что-то мне кричат. Видимо, советуют, что нужно подчиниться. А я стою, держу руки над своею головой и думаю: зачем только нелегкая занесла меня сюда? Ведь если пристрелят, даже у могилки некому поплакать. Марина далеко. Поль тоже, по большей части в Европе околачивается. От Джона сострадания и вовсе не дождешься. Тогда зачем? И вот только решил, что самое время опуститься на колени, как внезапно крики смолкли.

Когда открыл глаза, копы уже убрали револьверы, а тот, мордастый, с кем-то разговаривал по рации. Затем подходит ко мне и говорит:

— Сэр! Извините! Неувязка вышла. Тот, кого мы искали, уже задержан. Тут неподалеку. Могу ли чем-то вам помочь?

Да я бы от помощи не отказался, потому что руки мысленно так и держу над головой. И словно сознание поделилось надвое. Одна половина вроде бы довольна тем, что обошлось. Другая же не решается продолжить путь, поскольку там, за следующим углом, меня наверняка ждет снова пара полицейских, и снова я окажусь перед все тем же страшным выбором — стоять или же пасть?

— Похоже, сэр, вам не по себе, — глядя мне в глаза, заметил коп.

— Да уж… — только и смог вымолвить.

— В таком состоянии лучшее средство — это выпить. Тут неподалеку есть приличный бар. Если подождете немного, я сменюсь, тогда вместе опрокинем по стаканчику. Идет?

— Почему бы нет… — говорю без удовольствия.

— Тогда пойдемте, я вас провожу. Только одно условие — не напивайтесь до моего прихода.

Ему вроде бы смешно, а мне сейчас ничего в глотку не полезет.

Но вот через каких-то полчаса сидим за столиком, пьем виски. Передо мной уже не коп. Простой рязанский мужик, только, как бы это сказать, слегка облагороженный. Да здесь они словно бы все на одно лицо — китайцы, негры, русские… Все ходят примерно одинаково. Судя по интонациям, одно и то же говорят. Я уж не скажу про их улыбки. И даже мысли у них во многом совпадают. Не знаю, как на самом деле, но именно так мне показалось.

— Нет, ты не прав, — возражает Боб.

Боб, то есть Борис, и вправду оказался из Рязани. Закончил там военное училище, а в армии, по сути, не служил — почти что сразу попал под сокращение. И вот какими-то неведомыми мне путями оказался в Штатах. Боб предпочел об этом не говорить, только сказал, что поначалу жил в Израиле, но там его хотели заставить воевать.

— А на хрена мне такая радость — погибать за чьи-то интересы?

— Но ведь в полиции тоже есть свой риск…

— Э-э-э, не скажи, — ухмыльнулся Боб. — У нас с этим очень просто. Чуть что не так, открываем огонь на поражение. Нет, правда, с какой стати мне из-за какого-то подонка жизнью рисковать?

— Ты и в меня бы стал стрелять?

Боб перестал ухмыляться и задумался.

— Ты знаешь, хорошо тебе вот так… А вот была у тебя семья, невыплаченный кредит за квартиру, попробовал бы ты прожить на пособие по безработице… Да я на все сто уверен, не стал бы долго размышлять. Выстрелил бы, и вся недолга!

— И не было бы раскаяния?

— Ты, часом, не из Армии спасения? — рассмеялся Боб, но потом снова посерьезнел. — Когда выполняешь долг перед своей страной, все прочие прибамбасы побоку! Вот так, и только так!.. Ладно, кончай выпендриваться. Давай лучше еще выпьем.

Так я и не дошел в тот день до дома Киры. Даже подумал, что кто-то намеренно этому препятствует. Но почему? Кого или что я могу там потревожить? Мне бы только в окно взглянуть. А вдруг отодвинет занавеску? А вдруг мелькнет в окне знакомое лицо?

Но нет. Напрасные мечты. На следующий день я битый час простоял у дома. Ну хоть бы одна занавеска шелохнулась! Все без толку. Тогда зачем пришел?

Мало того что прогулка по Второй авеню оставила мало приятных впечатлений, да вот и прочие мои попытки вернуться в прошлое оказались бесполезны.

Поль рассказал, что к северу, у дальней оконечности острова, на берегу какого-то пруда живет одна из внучек Киры Алексеевны. А вдруг повезет, и эта встреча поможет мне понять, что же случилось тогда, в страшном декабре семнадцатого года, и почему мечты так и не стали для меня реальностью?

Должен признаться, что внучка Киры мне не приглянулась. Даже усомнился — туда ли я попал? Хотел было извиниться и повернуть назад, однако присутствие Поля не позволяло этого сделать. Еще подумалось: а что, если и Кира была такой вот в старости? Впрочем, если речь идет о родном, близком тебе человеке, внешность не играет роли. Это несомненно, если прожил рядом много лет. Но вот случись мне встретить Киру в столь почтенном возрасте, какая была бы у меня реакция? Узнал бы? Или бежал стремглав, как от страшного видения?.. Нет, такое просто невозможно! Да потому что — Кира! А тут совершенно незнакомый, посторонний человек. Да нужно ли было мне ее увидеть, чтобы додуматься до этого?

В общем, поездка и впрямь оказалась бесполезной. О жизни Киры здесь, в Нью-Йорке, я не узнал ровно ничего. То ли не захотела рассказать, то ли не помнила.

Чтобы как-то отвлечь меня от грустных мыслей, Поль предложил посетить джаз-клуб. Мое почтение к этому жанру в музыке он мог отметить еще в Париже, в «Бильбоке». «Блю нот», конечно, со своим парижским собратом не сравнится. Разве что вывеска весьма оригинальная — огромный черный рояль, раза в полтора больше обычного, висел над самым входом. Внутри же заведение вполне обыкновенное. Довольно просторный зал, эстрада подсвечена синим светом, незатейливые столы, которые подходят скорее уж для придорожной забегаловки. Да и сами музыканты меня, если честно говорить, разочаровали — техничные, нет слов, однако души в их исполнении я так и не почувствовал. Возможно, дело в том, что в «Бильбоке» я был с Мариной. А здесь лишь Поль — ну это же совсем не то!