Книга Содом и Гоморра. Города окрестности сей - Кормак Маккарти

— Ну, поехали, — сказал он. — А ты как, Хоакин?

— Да конечно, — сказал Хоакин. Бросил взгляд на солнце. — Как раз к обеду и вернемся.

— Думаешь, мы их всех выловили?

— Трудно сказать.

— Во всяком случае, кое-кого из них мы отучили от дурных привычек.

— Это уж точно.

— Сколько арчеровских гончих с тобой поднялись?

— Три.

— Одного пса не хватает.

Развернувшись в седлах, они принялись обозревать плато.

— И куда он, интересно, запропастился?

— Понятия не имею, — сказал Хоакин.

— Да может, он где-то там, с другой стороны плато спустился.

Хоакин наклонился, сплюнул и развернул коня.

— Поехали, — сказал он. — Он может быть где угодно. Это всегда так. Обязательно один из псов ни за что не желает ехать домой.

Ранним утром, когда было еще темно, его разбудил Джон-Грейди. Он застонал, перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой.

— Просыпайся, ковбой.

— Черт бы побрал, который час?

— Пять тридцать.

— Что на тебя нашло?

— Не хочешь попробовать отыскать тех собачек?

— Собачек? Каких еще собачек? Что-то я не пойму, о чем речь.

— Ну, тех щенков.

— Тьфу, — сказал Билли.

Джон-Грейди сидел у него на пороге, упершись сапогом в косяк.

— Билли! — сказал он.

— Что, черт подери?

— Мы можем туда съездить и попробовать приглядеться.

Еще раз перевернувшись в постели, он бросил взгляд на Джона-Грейди, в темноте сидящего боком в дверях.

— Рехнешься с тобой совсем, — сказал он.

— Съездим, пошукаем. Я уверен, что мы их сможем найти.

— Но ты уже искал и не нашел.

— Возьмем с собой пару гончих Тревиса.

— Тревис не дает своих собак напрокат. Мы это тридцать раз уже проходили.

— Я знаю, где у них логово.

— Слушай, дай поспать, а?

— Ну давай! А к обеду вернемся, я гарантирую.

— Умоляю, сынок, оставь старого дедушку в покое. Христом Богом прошу. Мне совсем не хочется в тебя стрелять. А то Мэк мне потом житья не даст.

— Помнишь то место, откуда собаки в самом начале выскочили? Там еще такая осыпь рядом большущая. Бьюсь об заклад, что мы тогда проехали в пятидесяти футах от их логова. Сам знаешь, негде ему быть, кроме как среди тех больших скал.

Они выехали, приторочив к седлам по лопате с длинным черенком, по мотыге и по четырехфутовому ломику. Пока искали что-нибудь поесть, в дверях своей каморки появилась Сокорро, в халате и папильотках, и загнала их за стол, чтобы сидели тихо, пока она поджарит им яичницу с сосисками и сварит кофе. Пока ели, она собрала им кое-что и с собой.

Выглянув в окно, Билли посмотрел туда, где у кухонной двери стояли уже оседланные кони.

— Быстро поели — и ходу, — прошептал он. — Не надо говорить ей, куда мы направляемся.

— Хорошо.

— Не хочу ее нудеж слушать.

Еще до восхода солнца они были на пастбище Валенсиана, проехали мимо старого колодца. Мимо в серых потемках все брели и брели куда-то коровы. Билли ехал, держа лопату на плече.

— Знаешь, что я тебе скажу? — нарушил молчание он.

— Что?

— В скалах могут быть такие местечки, где, сколько ни копай, до логова хрен докопаешься.

— Ага. Это я понимаю.

Когда выехали на тропу, идущую вдоль западного края поймы, солнце уже встало, но пряталось где-то там, за столовой горой, так что его лучи, бьющие поверх, освещали скалы много выше их, и они ехали среди остатков ночи по глубокой котловине, еще полной ночной синевы, а новый день на них медленно наваливался сверху. Подъехали к верхнему краю намывных отложений, медленно возвратились, причем Билли ехал первым, вглядываясь в землю по обе стороны коня, часто наклонялся, локтем опираясь о холку.

— Это ты у нас чего, следопытом заделался? — усмехнулся Джон-Грейди.

— Да я вообще на следах помешанный. Могу отыскивать по следу низколетящих птиц.

— И что ты видишь?

— Да вообще ни черта.

Солнце спустилось по скалам ниже, осветило корявую, усеянную обломками землю под ними. Друзья остановили коней. Посидели.

— Они по коровьим тропам бегают, — сказал Билли. — То есть бегали. Не думаю, что у них тут на всех одно логово. Мне кажется, это были две отдельные стаи.

— Ну, может быть.

— А дальше там еще будет такое же укромное место?

— Чего?

— Это я к тому, что тут собачья шерсть на каждом камне. Давай-ка здесь покружимся немного, держа глаза открытыми.

Они снова направились вверх по распадку, пробираясь между валунами и осыпью и держась как можно ближе к стене. Покружили между скал, изучая землю под ними. Со времени последнего дождя прошла уже не одна неделя, так что все собачьи следы, оставленные в мокрой глине, давно были затоптаны коровами, а на сухой земле собаки следов не оставляют вовсе.

— Ну-ка, давай вернемся, — сказал Билли.

Снова они поехали под обрывом у самых скальных утесов. Пересекли щебеночный след оползня, проехали под древними каменными бабами, с непостижимыми надписями, начертанными на этих гигантских скрижалях.

— А я знаю, где они, — сказал Билли.

Он развернул коня на узкой тропке и поехал опять вниз сквозь нагромождение скал. Джон-Грейди за ним. Билли остановился, бросил поводья и спрыгнул наземь. Пешком протиснулся в узкий проход между скалами, снова оттуда вышел и показал куда-то ниже по склону.

— Они приходили сюда с трех сторон, — сказал он. — Вон там коровы тоже подходят к этим скалам, но сюда протиснуться не могут. Видишь, там высокая трава?

— Вижу.

— Она высокая, потому что коровы не могут до нее добраться.

Джон-Грейди спешился и последовал за Билли по скальному проходу. Походили туда-сюда, осматривая землю. Оставленные поодаль кони совали в проход морды, тоже смотрели.

— Давай посидим немного, — сказал Билли.

Посидели. Между скалами было прохладно. Земля хранила холод. Билли закурил.

— Я их слышу, — сказал Джон-Грейди.

— Да я тоже слышу.

Они встали, еще послушали. Писк прекратился. Потом послышался снова.

Логово оказалось в углу между скалами, ход в него изгибался и уводил под валун. Они лежали на животах в траве и слушали.