Книга Твари - Михаил Вершовский

Гошин кореш выбрался из-за ящиков. Сергею показалось, что Бармалея он уже раз-другой видел, хотя сказать наверняка было трудно. Ребята такого типа довольно быстро приобретали одинаковый для них всех абсолютно неопределимый возраст и становились на одно лицо: небритые, замызганные, с щелочками глаз, обрамленных лоснящимися и вздутыми пузырями век.

— Ты че в магазин-то? — поинтересовался Гоша у Телешова. — За этим?

Он выразительно щелкнул себя пальцем по шее.

— Да нет, — ответил Сергей, подыскивая ящик попрочнее. Он поставил его на попа и сел. — У меня разговор наш, Гоша, из головы не идет.

— А, — довольно произнес грузчик. — Я ж тебе говорил. А мы тут как раз с Бармалеем тот же самый вопрос перетряхивали. У него тоже соображения имеются.

— Какие? — живо спросил Телешов.

— Да всякие разные, — ответил Гоша, усаживаясь на свой ящик. Он повернулся в сторону приятеля-бомжа. — Че ты там все прячешься, иди сюда, никто не укусит. Ты вот че скажи, Михалыч. В ментовку звонил насчет этого всего?

— Звонил.

— И че?

— У них там сейчас своих дел поверх головы. Еще человек погиб. А может, и больше, чем один.

— На нашем куяне?

— Квартала три отсюда, думаю.

— Ни хренаськи, — протянул Гоша. — Обложили, гады. Как еще здесь, по магазину, не ползают… Я вон, видишь, дверь для погрузки-разгрузки намертво зашпилил. Не, Михалыч, правда — че, здоровые? Ты ж так ничего и не сказал.

— Здоровые, Гоша. Метра четыре. А так — черт его знает. Может, и больше. А, может, та, что к школе приползла, самой большой и была.

— Че-ты-ре метра! — грузчик ахнул. — Слышал, Бармалей? Ни хо-хо себе гадюка!

Бомж с готовностью закивал.

— Это, брат, не гадюка, — устало произнес Сергей.

— Да знаю, это я так, для рифмы. Уже все знают, и радио вон сказало: гремучие, мол, змеи. Откуда, стервы, только взялись…

— Послушай, — прервал Гошу Телешов. — Я все-таки хотел бы к нашему разговору вернуться. Ты понимаешь, о чем я — Морпех, Гамаш и… так далее.

— А! — Гоша поймал исчезнувшую было мысль. — Я же тебе и говорю, Михалыч — Бармалей, вот он. Его послушай. Ну, давай, выкладывай, что мне тут говорил.

— Так это, — зашевелился бомж, — а у нас че, выпить уже нет?

— Это потом, — нетерпеливо прервал его Сергей, — потом все будет. Вас как зовут?

— Гы, ты бы еще отчество у него спросил, — Гоша покачал головой. — Как зовут… Бармалей его зовут. И всю жизнь звали.

— Не всю! — Оборванец сказал это внезапно окрепшим и решительным голосом, который, однако, сразу же сошел на привычное маловразумительное бормотание. — Вообще-то Витек я. По жизни. Вот так вот Витьком и звали.

— Вот и прекрасно, Виктор, — ободрил бродягу Телешов. — Так что рассказать можете?

— Да я че, я только про Гамаша сказать могу. Он ко мне в тот вечер, когда братва Ромео поминала, подходил.

— И?

— Ну, отвел, выспрашивать стал про Нинку с Рашидом. Он-то знал, что я с ними частенько гужевал.

— Это Халявины, — торопливо пояснил Гоша. — Халявины это.

— А зачем выспрашивал? — спросил Сергей.

— Ну эт я на все сто не знаю. Но чего-то не в себе Гамаш был. Не такой какой-то. Хмурый. И как вроде и не пил. Хотя, пил, конечно, там все пили. А не пьянел — как будто его колобродило чего-то…

Бармалей помолчал и жалобно взглянул на Гошу.

— Так это, че, уже ничего не осталось?

Сергей достал портмоне и вынул из него четыре червонца.

— Гоша, в зал сходишь?

Грузчик оживился.

— Вот это дело, Михалыч. А в зал зачем? Я прямо здесь портеца возьму, из коробки, а потом с полки обратно — когда мымра зыркать не будет.

Он с ловкостью фокусника извлек портвейн из стоявшей неподалеку коробки и одним движением свернул пробку. Потом протянул бутылку Телешову, но тот помотал головой. Гоша пожал плечами, сделал пару могучих глотков и лишь после этого вручил бутылку Бармалею. Тот жадно припал к горлышку, но отпил от силы граммов сто.

— Так что же Гамаш? — напомнил Сергей.

— Ну вот, Гамаш, — вернулся на уже забытую колею бомж. — Видно, у него что-то крутилось в голове такое… Он же этих гадов сам видел.

— С Краюхой на пару, — опять встрял грузчик.

— Ну да. Но Краюхе оно все по барабану. А Гамаш озадачился. В общем, стал выспрашивать, где да как. Когда я Рашида видел, когда Нинку. И где они на пару ошивались. Ну, типа, какой и где у них там схрон был. Ну ты ж понимаешь?

Он, словно ища помощи, повернулся к Гоше. Тот, хохотнув, кивнул.

— Это в смысле интима, Михалыч. Семейное вроде того гнездо. Без посторонних глаз.

— Ну да, — обрадовался Бармалей-Витек, — вот именно это самое.

— Так ты знал, где этот схрон? — Телешов не заметил, как соскочил в разговоре на «ты».

Бомж хмыкнул, явно довольный собой.

— Че ж не знать. Я с Нинкой нет-нет, а тоже туда, случалось, заруливал. Она ж первый раз и показала. — Он обвел собеседников мутным взглядом и пожал плечами, словно оправдываясь. — А че они, венчаные были, что ли? И с Нинки не убудет, и Рашид с горя топиться не побежит.

Сергей едва сдержался, чтобы не поморщиться.

— Выходит, ты туда Гамаша и отвел?

— Отвел? — Бармалей искренно удивился. — Да на кой оно мне его водить. Ему надо было, вот он и пошел.

— Куда? — Телешов начинал терять терпение.

— Дак туда, в трансформаторную. А где и как — я ему чин по чину объяснил. Туда он, Гамаш, в тот день и двинул.

2

Дом оцепили по возможности плотно. Громкоговорители, размещенные на крыше старенькой «Газели», через каждые пару минут обращались к жильцам с просьбой оставаться в своих квартирах и держать двери закрытыми. Четверо эмчеэсовцев, одетых в какие-то странные мешковатые робы с еще более широкими и негнущимися штанами, выбрались из автобуса с помповыми ружьями в руках.

— Самых худых отбирал, — буркнул Зинченко. — А сейчас посмотри на них. Черт-те что. Хоть к бабе Зине на огород, ворон гонять.

Кремеру было понятно недовольство полковника, но понятно было и то, что другого выхода у них не было. Вероятность того, что змея — или змеи, если их там больше одной — окажется быстрее человека, была довольно высокой. Нужна была хоть какая-то защита, но, как он уже объяснил полковнику, надежно защитить людей сможет только металлический панцирь. Или кевлар. Однако жилеты из кевлара майор и сам пользовал не раз, а вот о кевларовых костюмах — чтобы с головы до ног — даже слышать не доводилось. В конце концов решено было одеть бойцов в двойные брезентовые костюмы — один размером поменьше, другой — самого большого, чтобы можно было его как-то напялить на первый.