Книга Репетитор - Питер Абрахамс

— Я всего лишь пытаюсь тебе помочь, — сказала она довольно громко, зная, что брат очень хочет, чтобы она замолчала. Только Руби не собиралась этого делать. — Если ты употребляешь крэк, ты просто идиот. Во-первых, это вредно, а во-вторых, сержант Д'Армарио борется с наркоманами, а он в десять раз умнее тебя и Дэви вместе взятых.

Он привстал, чтобы схватить или шлепнуть ее, но Руби отскочила. Брэндон посмотрел на свою поднятую руку, а потом спрятал ее под одеялом, как будто ему стало стыдно за свои действия.

— Успокойся. Я не употребляю крэк. Просто говори потише.

— И вот еще что. Мне кажется, ты потерял свой бумажник вчера вечером, — сказала Руби чуть тише.

— Что?

— Сержант Д'Амарио нашел какой-то бумажник, очень похожий на твой. Где ты хранишь свое временное разрешение на вождение машины?

— Черт! Слушай, будь добра, сходи вниз и проверь, нет ли его в кармане куртки.

Руби вышла из комнаты. На лестнице она столкнулась с мамой. Ее лицо и шея были намазаны зеленым омолаживающим кремом. Мама улыбнулась и спросила:

— Общаешься с братом?

— Угу, — ответила Руби, подражая сержанту Д'Амарио.

— Очень хорошо.

Руби вошла в гардеробную. Куртка Брэндона висела на вешалке. Теперь ей предстояло разрешить две тайны: «Тайну куртки Брэндона» и «Тайну анонимного звонка». Ситуация начинает выходить из-под контроля.

Она засунула руку в один из карманов. Бумажник Брэндона был на месте. Ложная тревога. Потом проверила другой карман. Так, на всякий случай. Ее рука нащупала маленький пузырек. Она замерла, даже забыв вытащить руку.

Нужно отследить характеры слишком многих героев. Джулиан раньше не понимал той степени ответственности, которая лежит на плечах у писателя. Нужно изучить всех этих людей, их сильные и слабые стороны, надежды и страхи, привычки, желания, склад ума. Все это должно быть ему понятно. Сидя за письменным столом и вкушая свой поздний воскресный завтрак — кофе, йогурт, тост с густым французским клубничным джемом отличного качества, с целыми ягодами, — он искренне восхищался мастерством Толстого и Диккенса, которые так умело описывали множество различных характеров. Но с другой стороны, кто-нибудь из них создал новую форму литературы? Джулиан был немного взволнован. Он — автор запутанного романа «В семейном кругу», работа над которым в самом разгаре.

Из окна своей комнаты во втором этаже Джулиан видел машины, которые ехали по улице. Они парковались около большого дома, и из них выходили женщины. Ага. Члены фонда Дж. П. Морганет. Он видел, как они заходили в дом. Некоторые из них были отнюдь не лишены стиля.

Джулиан попытался вернуться к работе и уставился на чистый лист, на котором было написано: «Руби». Вдохновение — самое необходимое условие для творчества — ушло. Не моя вина: эти буржуазные сборища так отвлекают. Внезапно какая-то жажда деятельности охватила его, он не мог усидеть на месте, вспомнив о том, что даже менее значительный писатель Хемингуэй чередовал работу с прогулками.

Но что бы такого сделать? На ум пришла всего лишь одна мысль, ранее отвергнутая как несколько грубая, а потому рискованная. Сейчас появилась идея о том, как добавить к ней элегантности, и он позвонил в теннисный клуб.

— Хотелось бы уточнить, на какое время записался Гарднер? — сказал он.

Шорох переворачивающихся страниц.

— Четыре часа.

Замечательное время для игры. Если Скотт и страдал похмельем после вчерашнего, то ко второй половине дня все должно пройти.

Джулиан позвонил хозяевам дома № 37 по Робин-роуд.

— Алло, — сказал Брэндон.

— Привет, Брэн. Это Джулиан.

— Привет, Джулиан.

— Как дела?

— Нормально.

Джулиан засмеялся:

— Слышал, у тебя была нелегкая ночь?

— Типа того.

— Не переживай. Я никому не скажу.

Брэндон рассмеялся в ответ.

— Папа дома? Я хотел уточнить расписание занятий.

— Он уехал играть в теннис. А мама, кажется, в ванной.

— Ладно, как-нибудь в другой раз. Брэндон, слушай…

— Да?

— Никто не станет трепаться по поводу того, что у тебя есть. Но я тебе этого не говорил.

Брэндон снова рассмеялся. Джулиан услышал помехи на линии.

— Нам, кажется, звонят, — сказал Брэндон.

— Руби, это тебя. Бабушка звонит, — позвал Брэндон.

Руби взяла трубку:

— Привет, ба.

Она слышала бабушкин кашель там, на другом конце. Это был кашель курильщицы со стажем.

— Сегодня особый день.

— Правда?

— Ну конечно же! Твой день рождения. Боже мой! Тебе уже десять лет!

— Одиннадцать, — поправила Руби. Бог с ней, с датой — бабушка никогда не могла ее запомнить, — но она не потерпит, если с ней будут обращаться, как с ребенком.

— Неужели и правда одиннадцать! — воскликнула бабушка и снова раскашлялась.

Мы говорим: «Будьте здоровы», когда кто-то чихает. А что принято говорить, когда кашляют? Что-нибудь типа: «Срочно сделайте флюшку!»

Бабушка перестала кашлять. Повисла недолгая пауза. Руби могла бы спросить: «Как в Аризоне?», а бабушка бы ответила: «Жарко». А потом: «Как твоя знаменитая подача?», а бабушка скажет: «Теннис теперь не по мне. Только гольф, и всего лишь девять лунок в конце дня, когда уже не так жарко, — это все, на что я теперь способна».

— Как в Аризоне? — спросила Руби.

Это же моя бабушка. Мы должны общаться друг с другом.

— Жарко.

— Как твоя знаменитая подача?

Пауза.

— Я больше не играю в теннис из-за этого ужасного артрита. Мне казалось, мы говорили об этом в Рождество.

— По крайней мере, у тебя есть еще гольф.

— И его тоже больше нет. Ничего, если я подарю тебе деньги? В магазинах вообще ничего нет.

— Просто замечательно. Спасибо, бабуля.

— Пока, милочка.

В магазинах ничего нет? Что она хочет этим сказать?

— Слушай, а какая Аризона? — спросила Руби у Брэндона, который был там в спортивном лагере.

— Там жарко, — ответил Брэндон. Явная генетическая связь. Он вышел из комнаты, держа в руках стакан томатного сока, в котором побрякивали кубики льда.

Джулиан мог прекрасно следить за ходом игры, сидя за столиком у окна на втором этаже. Играли они именно так, как он и предполагал. Братья пожали друг другу руки. Скотт с трудом сдерживал улыбку. Он что-то бормотал, похлопывал брата по плечу, кивал головой и светился от счастья. Том прекрасно держался. Возможно, все эти годы превосходства были и для него нелегким бременем.