Книга Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд

— Я просто решил немного развеяться. Впрочем, боюсь, мне все-таки придется пропустить кульминацию ваших приключений. Синоптики исполнены осторожного оптимизма. Они говорят, что ураган скорее всего отвернет от нас. Но до конца не уверены.

— Что ж, Роберт, мы будем ждать от тебя дальнейших хороших новостей. А теперь, друзья, извиним нашего друга и приступим…

Кэтрин сладко потянулась, коснувшись локтем Роберта. Она во всех подробностях рассказала ему, что у них происходило после ужина. Адам запер всех в номерах и сказал, что новые подсказки нужно искать там. Кэтрин нашла свою в ведерке из-под шампанского, которое заказывала себе в комнату накануне. Затем Адам устроил собрание в конференц-зале и велел сложить документы и деньги на металлический поднос, который на глазах у всех поджег.

— Мы его чуть не линчевали… — смеясь, рассказывала Кэтрин.

Впрочем, это был всего лишь фокус, и с паспортами ничего страшного не случилось. А потом Адам вдруг объявил, что убийца находится среди них. И жертва тоже. Он попросил каждого вскрыть запечатанные конверты, чтобы узнать имена обоих.

В конверте Кэтрин была фотография самой Кэтрин. Та же штука случилась и с остальными участниками игры. А когда всеобщее недоумение сменилось всеобщим негодованием, Адам вдруг взбежал на невысокую кафедру, кинул себе что-то под ноги, весь окутался облаком дыма и… исчез. Они отыскали лишь записку, в которой он приглашал всех остаться в гостинице еще на сутки за его счет. К записке был приложен краткий фрагмент из персидского литературного произведения образца XII века «Собрание птиц».

— Честно сказать, это была какая-то философская галиматья, в которой мы не очень разобрались. В ней говорилось о том, что все наши переживания, кажущиеся на первый взгляд бессмысленными, на самом деле имеют сакральный смысл, который откроется каждому в свое время.

— И на этом все кончилось?

— Представь себе, да. Думаю, что сегодня Адам навсегда лишился двух-трех друзей, но мне лично понравилось, если относиться ко всему этому как к цирковому представлению.

— Да… Весьма странно.

— Ты так говоришь, будто совсем не знаешь Адама. Ну хватит о нем!

Той ночью Кэтрин рассказала ему о своей потере, о человеке, из-за которого она бросила карьеру в МИДе.

— Он был смел как лев. Наш шпион на вражеской территории. Впрочем, это для нас она являлась вражеской, а для него — родиной. Он предал ее, но искренне был убежден в том, что поступил ради высшего блага. Ты удивишься, Роберт, но такие люди существуют. Их мало, но они есть и живут среди нас.

— Позволь высказать догадку. Это было как-то связано с распространением ядерного оружия?

— Не важно. В какой-то момент его пытались завербовать свои же, оказывая на него давление через родных. Но он не хотел на них работать, и потому пришел к нам. Так мы познакомились. А потом я увидела, что «высшее благо» он ассоциирует конкретно со мной и готов пойти на все, лишь бы я была счастлива.

— Ты была его куратором? Давала ему задания?

— Он сам придумывал себе задания. Но впрочем, да — можно сказать, что я была куратором. Я представляла организацию, на которую он работал. Я его не вербовала. Собственно, его никто не вербовал. Он сам предложил помощь. Мне он как-то сказал: «Я изменил своей стране, чтобы не изменить своей любви». А я… я его использовала.

— И ты теперь себя презираешь за это.

— Если бы не я была его куратором, им стал бы кто-то другой.

— Если бы не ты была его куратором, им стал бы какой-нибудь волосатый дядька, у которого бы плохо пахло изо рта. И ваш шпион быстро бы разочаровался.

— Ты прав. Из-за того, что я женщина, меня и приставили к нему.

— И много у вас женщин было? Для подобных… э-э… поручений?

— Хватало.

— Вам, наверно, запрещено влюбляться в своих подопечных?

— Категорически. Но поощряется, если подопечные влюбляются в нас. Собственно, ради этого все и затевается.

— Он испытывал к тебе физическое влечение?

— Не только. Нам было интересно общаться друг с другом. В конце концов, я окончила Кембридж, да и он не на ферме вырос.

— Вы спали?

— Нет.

— Почему?

— Он хотел, но я не дала.

— И все же он не отказался от своей привязанности к тебе.

— Нет. Но однажды…

— Да?

— Однажды он признался мне, что всегда боялся. Каждый день, каждую ночь — все время. А когда познакомился со мной, страх отступил. Он сказал, что встреча со мной придала ему сил и уверенности.

— И что было после этих его слов?

— Во мне что-то надломилось. Я поняла, что не могу так больше. Что я не вправе, что это подло…

— И ты подала рапорт начальству, в котором просила отстранить тебя от этой работы?

— Точно.

— А тебе сказали, чтобы ты выбросила эту дурь из головы и вспомнила лучше о том, что ты профессионал?

— Примерно, только другими словами.

— И ты выбросила дурь из головы?

— Мне пришлось. Я довела его подготовку до конца и отправила на задание. Потому что это было нужно моему начальству, моей стране, потому что это диктовалось соображениями о высшем благе. И еще я знала, что он любит меня именно такой…

— А куда ты его отправила?

— Не важно. Его звали Тарик. Он дарил мне свою любовь слепо, безотчетно, а я… Я чувствовала, что мне нужно хоть чем-то отплатить, хоть чем-то… — Кэтрин вздохнула. — И я отдала ему самое дорогое, что у меня было.

— Что именно?

Она нахмурилась:

— Мы много беседовали о древней арабской культуре, о мыслителях Востока — философах, врачах, алхимиках. Он очень гордился тем, что являлся наследником этой великой цивилизации.

— Так. Дальше.

— Помнишь ту рукопись Ньютона, которую Адам хранил у себя?

— К чему ты это?

— В ней цитировались восточные мудрецы. В той части, где шла речь о природе и открытии «Великой тайны». И я отдала Тарику копию.

— А Адам был в курсе?

— Конечно, нет. Я доверилась Тарику. К тому же в рукописи формула «Великой тайны» приводилась не полностью.

— Но ты жалеешь о содеянном.

— Скорее — переживаю.

— И что Тарик? Что он сделал с твоим подарком?

— Он обозвал его милым артефактом и сказал, что рукопись имеет исключительную ценность как памятник ушедшим эпохам и забытой мудрости древних. А потом… А потом он вернул ее мне. Ответил добром на доверие. И еще на протяжении нескольких лет поставлял нам ценнейшую информацию, лучшую в своем роде. Ни от кого другого мы такой не получали. И никто, кроме нас, такой не получал. Даже американцы. Как говорится, «бабушка бы мной гордилась».