Книга Тайны Истон-Холла - Д. Дж. Тейлор

Вспоминаю, как мама читала мне книги в красивом сафьяновом переплете. Они лежали на круглом столике в гостиной.

Мама сидела на террасе, и волосы спадали у нее на плечи, а наша служанка Броди расчесывала их.

Как мама укладывала меня спать в любимой комнатке с двумя маленькими кроватями и картинами на стенах. На одной был изображен хороший мальчик, решающий арифметические примеры, на другой — заспанный мальчик, идущий в школу, а прямо над дверью висел портрет лидера ирландских националистов Дэниела О'Коннела, с таким выражением лица, будто он хочет напугать меня.

Вспоминаю, как папа появляется на пороге и смотрит на меня и как при отблесках огня в камине тень от его фигуры ложится на пол, когда он подходит, чтобы пожелать мне спокойной ночи.

А потом мы с мамой поехали в Париж, мама заболела, и мы поселились у доктора в большом доме, где в саду в разные стороны расходилось множество тропинок. Иногда мы целый день проводили вместе, и я бегала вместе с ней по пологим склонам. И мама снова становилась как девочка и часами играла со мной. А потом приехали папа вместе с няней. Папа говорил, что мы с мамой его самые любимые и самый счастливый момент в его жизни случился, когда он оказался на Брайтон-роуд (мама говорила, он сидел, уткнувшись в книгу, и едва ли заметил их с тетей) и увидел, что у экипажа сломалась ось.

Иногда мама сердилась и швыряла чашку, которую держала в руках, на пол или стукала в сердцах ладонями по ручкам кресла, хотя для меня всегда оставалось загадкой, что могло вывести ее из себя. Тем не менее даже в такие моменты я никогда не боялась ее, потому что знала: она меня любит и никогда не сделает мне ничего плохого.

Мама и сама говорила это.

Потом доктор сказал, что нам лучше больше не видеться, и мы вернулись в Англию. Я вспоминаю папино лицо в дилижансе, который увозил нас из Парижа, и лампу, раскачивавшуюся на ухабах, и папу, ругающего меня за какую-то шалость, и себя саму, мечтавшую скоро снова увидеть маму, и о том, что все будет хорошо.

Но я ее так больше и не увидела.

А потом она умерла — мне исполнилось тогда двенадцать. У меня был большой друг по имени Тиши Коул, а папа писал книгу о сэре Томасе Море, — и мне стало казаться, что кто-то, кого я знала много лет назад, а теперь забыла, возвращается и преследует меня. И я решила никогда больше не забывать маму, ее золотистые волосы и то, как мы вместе с ней сбегаем по склонам в саду докторского дома. Но доныне я так этого решения и не выполнила.

Мне кажется, что я очень похожа на маму.

У меня тоже есть комната, где я люблю сидеть, мне все приносят, и люди добры ко мне.

Бывает, я тоже злюсь и не нахожу себе места.

У меня тоже золотистые волосы, хотя, кажется, не такие длинные, как у мамы.

Но папы и всех других, на кого я могла бы положиться, больше нет и они никогда уже не вернутся.

Однажды, еще до того как мы с Генри поженились, я попыталась рассказать ему про маму и про то, что происходило в доме доктора, и не только — даже про мистера Фэрье, но он лишь покачал головой, улыбнулся и сказал, будто все это не имеет никакого значения.

Из всех цветов самый мой ненавистный — роза.

И вот совершенно неожиданно мой круг сделался шире (как сказала бы, угощая чаем какую-нибудь знаменитость, миссис Брукфилд,[26]которую мы знавали в старые кенсингтонские дни).

Вместо долговязого лакея, который никогда не говорил ни слова, обед сегодня принесла одна из служанок, девушка с волосами соломенного цвета, которую я иногда вижу в окно. Очень плотная, она несла поднос с блюдами с такой легкостью, словно на нем стояла всего лишь чашка с чаем.

— А Уильям где? — спросила я, дождавшись, пока она поставит поднос на стол.

— Извините, мадам, но он здесь больше не служит. — Девушка тряхнула головой.

Мне показалось, что она недовольна этим обстоятельством.

— И вы его заменяете?

— Так точно, мадам.

— По-моему, вы меня боитесь, — сказала я. — И совершенно напрасно: поверьте, я не сделаю вам ничего дурного. Как вас зовут?

— Эстер, мадам.

Больше она не произнесла ни слова, занявшись моим письменным столом, а потом разбросанными диванными подушками, которые уложила таким образом, что мне оставалось лишь порадоваться ее приходу. Совершенно очевидно, все здесь — сама комната, мои бумаги и так далее — вызывало у девушки интерес. Когда она работала, я перехватила несколько быстрых любопытствующих взглядов.

Эстер ушла, и я прислушивалась к звучавшим в коридоре шагам до тех пор, пока они не растворились в других звуках дома, а потом и вовсе затихли.

Глава 12

СДЕЛКИ С ФИРМОЙ «ПЕРТУИ ЭНД Кº»

15 мая 186…

Уильяму Беркли, эск.,

директору

Юго-Восточной железнодорожной компании

Дорогой сэр!

Настоящим сообщаю, что 11 мая текущего месяца состоялось заседание совета директоров, участники которого сочли желательным официальное определение нашей позиции касательно доставки слитков золота во Францию. Порядок транспортировки, проработанный мной с участием представителя фирмы «Абель, Шпильман и Балт», а также представителя начальника вокзала Лондон-бридж мистера Селлингса, выглядит следующим образом.

Как вам, несомненно, известно, ночной почтовый поезд компании отправляется в Фолкстон ежедневно в восемь тридцать вечера. Паромное сообщение зависит, естественно, от времени прилива, от того, когда судно может подойти к берегу на максимально близкое расстояние для принятия тяжелого груза. Следует отметить, что не только ящики с золотом, но и сейф, в котором они хранятся, в случае необходимости также может быть поднят на борт, — прилив позволяет судну вплотную подойти к подъемным кранам и порталам.

Нет нужды говорить, что наши отношения с господами Абелем, Шпильманом и Балтом носят сугубо конфиденциальный характер. Мистер Шпильман уведомил меня, что даже мистер Селлингс, доверенный и уважаемый служащий компании, будет посвящен в детали лишь тогда, когда на вокзал прибудет представитель компании. Под непосредственным присмотром мистера Селлингса железнодорожная полиция доставит ящики со слитками в кабинет директора. Здесь каждый из них взвесят. Затем, также под охраной, ящики погрузят в багажный вагон.

Хотелось бы подчеркнуть, что и мы, и господа Абель, Шпильман и Балт обращаем самое пристальное внимание на вопросы безопасности. Мистер Чабб предоставил в распоряжение компании три экземпляра своих запатентованных железнодорожных сейфов, сделанных из стали толщиной в дюйм и снабженных двойным замком. (Можно отметить, что во время недавней демонстрации мистер Чабб врезал один из своих запатентованных замков в дверь гостиничного номера и предложил участникам демонстрации — квалифицированным слесарям — вскрыть его. Никому не удалось этого сделать.) В качестве меры предосторожности дубликаты ключей розданы различным служащим компании на вокзале Лондон-бридж и в Фолкстоне. Далее: хотя все три сейфа открываются и запираются одними и теми же ключами, используется в каждый данный момент только один из них. Естественно, ящики со слитками — в каждом содержится примерно по пятьдесят килограммов золота — также запираются; более того — все они запечатаны личной вощеной печатью продавца.