Книга Незаконная планета - Исай Лукодьянов

— А Буров говорит, что можно прямо, — стоял на своем Витька. — Он объяснял, но я не все понял и забыл. У нас дыхание — все равно что у деревьев… или рыб…

— А вот мы сейчас у него самого спросим, — благодушно сказал Морозов, увидев мелькнувшие меж сосен фигуры.

Свен Эрикссон несколько лет назад окончил в Ленинграде биологический факультет. Как-то раз попал он в планетарии на лекцию Бурова и с того вечера не было у Бурова более верного адепта. Не только идеи, которых всегда хватало у Бурова, сблизили их, а и общая страсть к подводному спорту. Для Свена, впрочем, это был не спорт, а профессия, дело жизни, — он изучал морскую фауну. Способного молодого исследователя приметила международная организация по охране гидросферы и предложила ему возглавить планктонную станцию на Аландах — захудалое учреждение, не слишком отягощающее международный бюджет, но и не приносящее ей, организации, лавров. Свен с тремя сотрудниками, такими же молодцами, отдавшими предпочтение морю перед сушей, развили кипучую деятельность. День-деньской они носились на катере по «пастбищам», огороженным сетями и засеянным рачками и прочей планктонной мелюзгой. На долгие часы уходили в гидрокостюмах под воду, ловили и метили рыб, снимали показания с приборов. И так бывало до поздней осени, почти до ледостава. Тогда Свен консервировал станцию и уезжал в Стокгольм, там обрабатывал накопленный за лето материал, а его помощники возвращались к себе домой в Турку.

Сюда-то, на планктонную станцию, и стал наезжать по приглашению Свена Буров. Первое лето просто нырял и купался в свое удовольствие, а на второе — привез идею. И стали они со Свеном не просто нырять, а — с определенным умыслом.

В красном деревянном домике с белыми наличниками окон и дверей на скалистом берегу укромной бухточки размещалась станция — в нижнем этаже лаборатория, в верхнем — три жилые комнатки, одну из которых занимали Буров с Инной. Морозовым предложили поселиться во второй комнате, но те отказались утеснять персонал станции и разбили палатку на другом краю островка. Так оно было лучше.

С утра станция работала. А во второй половине дня, ближе к вечеру, собирались все вместе — хозяева и гости. Свен вываливал Марте на сковородку кучу мелкой, необыкновенно вкусной рыбки, откормленной рачками, название которых было длинным и труднопроизносимым.

И сейчас принес полное ведро.

— Свен! — ужаснулась Марта. — Вы хотите, чтобы я все это зажарила?

— Конечно, — хладнокровно ответил тот. — Мы вам поможем.

Сели чистить рыбу. Витька пристроился рядом с Буровым.

— Дядя Илья, — сказал он, — я опять забыл, что вы рассказывали про дыхание…

— Забываешь, потому что мало ешь рыбы.

— Я не могу есть много рыбы, у меня икота появляется. Вы говорили, что у всех дыхание одинаково, у человека, и у рыб, и у растений.

— Что еще за новости? — Марта тыльной стороной ладони отвела прядь, упавшую на глаза, и посмотрела на Бурова. — Зачем ты морочишь ребенку голову, Илья?

— Я не ребенок! — вскинулся Витька. — Я в пятый класс перешел.

— Пятый класс — это уже солидно, — сказал Буров. — Я не говорил, что все дышат одинаково. Я говорил об общем принципе дыхания. У человека газообмен между воздухом и кровью происходит в альвеолах легких. У рыбы — между водой, содержащей кислород, и кровью — в жаберных пластинках. Разница — в геометрической структуре дыхательных ячеек. А принцип — общий.

— А у растений? Вы про растения тоже говорили.

— Я говорил, что у растений при фотосинтезе в превращении энергии активно участвует АТФ — аденозинтрифосфорная кислота. Наше дыхание тоже сопровождается синтезом АТФ. Что это значит? Растения и млекопитающие — биологические системы во многом противоположные. А принцип питания или, если хочешь, дыхания, у них общий. Природа всегда ищет и находит общий принцип, единый механизм, как можно более простой. Как говорил Пифагор, «сведение множества к единому — в этом первооснова Красоты».

— Значит, АТФ… — Витька добросовестно пытался понять и запомнить. — Значит, она для всех…

— Именно. Прекрасный биологический аккумулятор и трансформатор энергии, поступающей в организм извне, — вот что такое АТФ.

— Дядя Илья, а эти, плутоняне, они ведь живут потому, что получают… ну, тоже аккумулируют энергию извне… Значит, и у них АТФ?

— Во-от, теперь видно, что ты учишься думать, — одобрил Буров, потроша очередную рыбку. — Что ж, может, и у них.

— Не вводи пятиклассника в заблуждение, Илья, — сказал Морозов. — Эта идея давно отвергнута по той простой причине, что в анаэробных процессах АТФ не участвует. Для действия механизма АТФ, — пояснил он Витьке, — нужна кислородная среда. А на Плутоне ее нет.

— Я говорю о едином принципе, товарищ вице-президент, — сказал Буров. — Может, у них биологический аккумулятор основан не на фосфатных связях, а на каких-то других. Вот полетишь скоро на Плутон — разберись на месте.

— Сам лети и разбирайся, — проворчал Морозов.

— Илья, — переменила Марта разговор, — Инна говорит, что вы со Свеном затеяли тут опасные подводные опыты…

— Напрасно Инна говорит о том, чего еще нет.

— А что — это секрет? — Инна, близоруко прищурившись, посмотрела на Бурова. — А я считаю, что, прежде чем начинать эксперимент, надо посоветоваться со специалистами. Представляешь, — обратилась она к Марте, — задумали научиться дышать морской водой. Разве это шутка — заполнять водой легкие?

— Да никто пока не дышит и не заполняет, — терпеливо сказал Буров, и Морозов удивился кроткому его тону. В былые времена такое возражение Инны мгновенно взвинтило бы его. — То есть многие уже дышали водой, — продолжал Буров, — но неудачно и неправильно. Подавать кислород в воду перед вдохом дело нехитрое. А вот выводить из легких углекислый газ… Ну, мы придумали одну штуку, теперь пробуем, вот и все.

— Ох, Илья, — покачала головой Марта. — Когда ты только угомонишься? — Она поднялась. — Ну, хватит чистить, все равно столько рыбы нам не съесть. Витя, надень куртку и брюки, смотри, как затянуло небо и какой сразу холод.

Но Витька только отмахнулся.

Ветер свежел, с запада плотной однообразно-серой толпой плыли облака, и море, еще недавно сине-зеленое, тоже стало серым, всхолмленным волнами. Соседние острова заволокло дымкой.

Марта поставила сковороду с рыбой на плитку. Зябко поежилась, сказала:

— А все-таки море хорошо только в тихую погоду.

— Нет, — отозвался Свен Эрикссон, — всегда хорошо. Могу посочувствовать людям, ведущим сухопутную жизнь, — продолжал он, тщательно подбирая слова. По-русски Свен говорил чисто, с небольшим акцентом. — Морская среда более естественна. Не надо забывать, что жизнь вышла из океана.

— Раз уж вышла, так назад ее не загонишь, — заметил Морозов.

— Вы неправы, Свен, — сказала Марта. — Из океана выползла кистеперая рыба, от которой пошли первые земноводные. А человек вышел из лесу. Лес — вот естественная среда человека. Мы — дриопитеки, неосмотрительно вылезшие в степь, под яркое солнце. Погодите возражать! — Она сделала рукой движение, от которого у Морозова сладко захолонуло сердце. — Конечно, надо было слезть с деревьев, никто не спорит, но потом начались ошибки. Человек лишился лесного экрана, он стал вырубать леса — свою естественную защиту. Он изобрел обувь и начал заливать землю бетоном и асфальтом. Короче говоря, выключился из системы, изолировал себя от естественной среды…