Книга Мозгоед - Анастасия Монастырская

— Ну?

— Две тысячи триста с хвостиком. Это после смерти. А когда малыша зарезали, только-только исполнилось семь годков. В общем, когда его нашли, то сунули в какую-то лоханку с формалином — типа отдыхай до лучших времен. И так он отдыхал до 1952 года. А теперь цитирую: «Ученых интересовала, главным образом, не причина смерти — было ясно, что ему перерезали горло — а мотивы убийства. К сожалению, исследовали мумию грубо, примитивно и не получили нужных результатов. Удалось только установить, что на бедре мальчика была зажившая рана, но почему его убили, осталось невыясненным». Как они могли узнать, почему убили пацана?! У него чего, посмертное письмо имелось с собой?!

— Вряд ли он умел писать, Костик.

— Док, почему люди такие идиоты?!

— Не знаю. Могу лишь успокоить, что идиоты не все, иногда попадаются полные придурки.

— А… — задумчиво протянул Костик, явно не зная, радоваться услышанному факту или нет. — А про девочку из Виндеби помнишь?

— Виндеби — это где?!

— Какой ты серый, док! Виндеби — это северная Германия. Там нашли труп девочки с наполовину обритой головой. А на теле у нее лежал березовый кол. Наверное, он в нее был сначала воткнут, но за давностью лет выпал… Дырка в груди была. Доподлинно знаю.

— Не осиновый?

— Я проверял — березовый! Девочке было четырнадцать лет, и сначала решили, что она занималась проституцией, за что ее и утопили в болоте. Но потом выяснилось, что она голодала. Наверное, как и я, совершенно не умела зарабатывать себе на жизнь. Лучше бы стала шлюхой…

— Костик!

— Жалко ее, док! Как вспомню, так плачу! Ни за что бедняжка пострадала! А ведь на личико даже вполне ничего! Я фотографии видел…

Через неделю он снова ворвался ко мне, потрясая распечатанными листками бумаги:

— Эврика! Теперь я знаю, как умру! Слушайте, док! «Торфяные болота в Северной Европе возникли после окончания последнего ледникового периода, примерно десять тысяч лет назад. Различаются низинные и верховые болота. Низинные болота связаны с грунтовыми водами, содержание питательных веществ в них очень высокое, и органические вещества в них быстро разлагаются. Верховые болота часто расположены на водоразделах рек, они питаются за счет избытка выпадающих осадков. Верховые болота, как правило, не соединяются с грунтовыми водами, и в них очень мало питательных веществ. Щелочной показатель рН такой воды составляет от 3,6 до 4, что соответствует кислой среде». Понимаете, в чем тут особенность, док?! В кислой среде! Так, это неважно. А, вот: «К верховым относятся, в основном, торфяные болота, поросшие мхом сфагнумом. Это растение содержит дубильное вещество танин, так что в верховых торфяных болотах имеются идеальные естественные предпосылки для консервации органических материалов.

Для того, чтобы труп в торфяном болоте хорошо сохранился, необходимо сочетание трех основных условий. Во-первых, тело должно быстро погрузиться в болото, чтобы исключить воздействие на него кислорода из воздуха. Во-вторых, так называемые гуминовые кислоты в болоте препятствуют воздействию на ткани трупа гноеродных бактерий. Но главную роль в процессе мумификации тела играет танин, дубильная кислота. Молекулы танина замещают водородные „мостики“ между отдельными коллагеновыми волокнами соединительных тканей — происходит дубление кожи и ее консервация. Внутренние органы и волосы в верховых болотах сохраняются, мышечная и жировая ткани постепенно разлагаются, кости под действием кислой среды размягчаются и частично растворяются». Как все просто, а я мучился! Теперь ты знаешь, что со мной делать, когда я умру.

— Костик…

— Повезешь меня в болото, только смотри, чтобы я сразу же погрузился, иначе плохо сохранюсь для потомков.

Почему всем своим пациентам хочется задать один и тот же вопрос: ты спятил?! Я тоскливо взглянул на Константина. Он заволновался:

— А сейчас я расскажу тебе про толлундского человека…

— Не надо!

— А про засаливание трупов?!

— Тоже не надо!

— Зря, это очень интересно!

Он ушел обиженный, а через пару недель тело Костика нашли на дальней станции, где трава по пояс и поезда ходят раз в сутки. Три ножевых ранения в области шеи, руки связаны. Вот и не верь после этого в мистику. Родственники его кремировали. Так что последнюю волю покойного мне выполнить не удалось, о чем до сих пор жалею.

Но речь, собственно, не о нем, а болоте, в которое я попал.

* * *

Было холодно, склизко и очень противно. Как ни старался не двигаться, трясина медленно тянула вниз. Черт, и до дерева не дотянуться. Вот уж нырнул, так нырнул — выплыл прямо на середину. Как говорится, и ни туды, и ни сюды.

На мшистом пригорке, прямо на моем рюкзаке, невозмутимо грелась упитанная гадюка. Я всегда недолюбливал змей, но данный экземпляр vipera berus мне был особенно противен. Другая бы давно снялась с места, испуганная странными звуками, но этой было совершенно все равно. Видимо, со змеиной точки зрения, я давно уже труп. Не утону, так сама укусит. Не смертельно, но болезненно. Впрочем, того, кому суждено быть утопленным, не покусают.

— Вечер добрый.

Услышав человеческий голос, змея, гадина такая, даже не шевельнулась. Будто и дела ей не было до полуголого старика с седой бородой.

— И вам не болеть, — ответил я, отплевываясь от ряски. — Корягу не протянете?

— Зачем?

Хороший вопрос! Но, судя по всему, старик Зарецкий действительно не понял, зачем.

— Я буду за нее держаться, а вы меня вытащите.

— Зачем?

— Чтобы я остался жив.

— Тогда не дам! — разозлился он. — Что ж это получается? Ты, значит, живи, а Полинку мою в болото?! Умирать?

Опять двадцать пять! Сейчас про права и личные свободы понесет… цицеронствовать начнет. Начхать! Особенно на права. У меня одно право — выжить. Что-то противное и юркое заползло мне под футболку. Интересно, в этом болоте есть пиявки? И ведь даже не пошевелиться, увязнешь еще больше.

— Ты политический? — спросил Зарецкий.

— Жертва уголовных репрессий! Урка! Какой из меня политический, дед?! Всеми частями тела за президента и его правительство!

Тут в нем проснулся интерес:

— Иностранец, значит. Шпион.

Час от часу не легче. Ну, какой из меня шпион, дед? Все шпионы в буфете Государственной думы сидят — чистенькие, гладенькие, хорошо одетые.

— Француз, — определил Зарецкий. — И политический. Я вас, собак, хорошо знаю. Из-за такого, как ты, сам в свое время сел. Тот тоже уголовником прикинулся. Духи заграничные Полинке привез, а мне — литературы. Я историю и философию очень люблю.

— Палку подай, философ хренов!

Он досадливо отмахнулся.