Книга Террористы - Пер Валё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В квартире было тепло, она сняла свитер и забралась с книжкой в любимое кресло. Со сном у нее обстояло плохо, часто она не могла уснуть почти до утра. Бессонница — противный недуг, человек становится раздражительным и неуравновешенным. Раньше Рея пыталась бороться с ней красным вином, теперь же, чтобы время зря не пропадало, читала по ночам всякие скучные рефераты.
Рея Нильсен была любопытна и не стеснялась своего любопытства. Перечитав работу об исследовании личности, которую сама же написала несколько лет назад, она осмотрелась и заметила портфель Мартина Бека.
Недолго думая, открыла его и с интересом принялась изучать бумаги. Под конец достала папку, которую Мартин Бек перед самым уходом получил от Гюнвальда Ларссона.
Долго штудировала ее содержимое с напряженным вниманием и не без удивления.
Потом убрала все бумаги обратно в портфель и направилась к кровати.
Ложась, она наступила на Мартина Бека, но он спал так крепко, что ничего не почувствовал.
Она легла лицом к нему.
Мартин Бек ждал осложнений, и они начались уже на другое утро.
Эрик Мёллер собственной персоной вошел в кабинет и бросил на стол Меландера пачку бумаг, размноженных фотостатом.
— Вот наши планы ближней охраны, — сказал он. — Все готово. Мы привлекаем четыреста человек, поэтому я вызываю людей из провинции и…
Меландер ждал продолжения, спокойно покуривая трубку.
— …и из других мест.
— Каких других мест?
Мёллер не ответил. Вместо этого он спросил:
— Бек здесь?
Меландер показал черенком трубки.
Мартин Бек, Гюнвальд Ларссон и Скакке находились тут же. Они явно о чем-то беседовали, но замолчали, как только вошел шеф сепо. Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон приветствовали его кивком, Скакке нерешительно произнес:
— Здорово.
Как обычно, Мёллер слегка запыхался. Сев на свободный стул, он ослабил поясной ремень и вытер пот со лба относительно чистым носовым платком.
— Возникло новое, хотя и не совсем неожиданное, затруднение, — сообщил он.
— Вот как, — произнес Мартин Бек.
Мёллер достал расческу и попытался усмирить свой непокорный рыжий венчик. Без особого успеха. Наконец продолжил:
— Так вот, нами получены надежные данные из соседних стран, в первую очередь из Норвегии и Дании, что оттуда собираются приехать тысячи организованных демонстрантов. Целые пассажирские составы, но главным образом автобусы. И, конечно, личные машины.
— Вот как.
— Я пришел к вам, чтобы внести серьезное предложение.
— Ага.
— А именно, чтобы нам было разрешено остановить все эти группы на границе и отправить их обратно по домам.
Гюнвальд Ларссон до сих пор молчал. Тут он ударил ладонью по столу и очень громко сказал:
— Нет!
— Итак, я жду разрешения, — невозмутимо произнес Мёллер.
— Ты слышал ответ, — сказал Мартин Бек.
— Я думал, ты здесь начальник.
— Я разделяю мнение Гюнвальда.
— Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию, — настаивал шеф сепо. — Один Бог знает, сколько у нас будет собственных демонстрантов.
— А он знает? — спросил Гюнвальд Ларссон. — Тогда ты ошибся адресом. Церковь находится на Хантверкаргатан.
— Не одна тысяча, — как ни в чем не бывало продолжал Мёллер. — Всей нашей охране общественного порядка придется засучить рукава. В Норвегии, а тем более в Дании действуют многочисленные левые молодежные организации под видом сторонников существующего правительства Южного Вьетнама и под другими, более коварными и менее приметными личинами. У нас попросту не хватает сил, чтобы еще и с ними управиться.
— Хватит, — сказал Мартин Бек. — Начальник охраны порядка не боится.
— Я тоже не боюсь, — отозвался Мёллер. — Вообще я никогда не боюсь. Но я за то, чтобы дело было поставлено основательно. Мы делаем все, чтобы уберечь сенатора, и я не желаю, чтобы его осаждали фанатические антиобщественные элементы из трех стран. Кстати, план действий сил охраны порядка не внушает мне доверия. Кто гарантирует, что он будет выполнен?
— Мы гарантируем, — сказал Мартин Бек. — Твоя задача, насколько мне известно, обеспечить ближнюю охрану.
Мёллер отпустил ремень еще на одну дырочку.
— Знаю. Наши планы готовы. Я только что положил их на стол Меландера. Возможно, мне понадобится специальный отряд на время церемонии с венком. Когда гость выйдет из бронированной машины и будет особенно уязвим. Но с этим мы справимся. На худой конец, вы мне выделите людей.
— Вот именно, на худой конец, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Но первый вопрос важнее. Я обратился к вам с официальным предложением, вы отказываете. Без обоснования.
— Будут тебе обоснования, — сказал Мартин Бек. — За этим дело не станет.
Он посмотрел на Гюнвальда Ларссона, и тот подхватил:
— Во-первых, твои идеи противоречат нашему пониманию права на демонстрации. Демонстрации разрешены законом.
— Если они проходят мирно.
— В большинстве случаев, когда они не проходили мирно, стычки были вызваны провокациями со стороны полиции. Причем нередко насилие применяла только сама полиция.
— Это неправда, — заявил Мёллер с убежденностью заядлого лжеца.
Ему бы политиком быть, подумал Мартин Бек. Вслух он сказал:
— Мы хотим, чтобы на этот раз вышло иначе. В твоем плане есть еще одна принципиальная ошибка.
— Это какая же?
— Сотрудничество Северных стран предусматривает, в частности, право граждан свободно передвигаться по всей Скандинавии. Это право закреплено в постановлении об открытых границах. Помешать, например, группе демонстрантов из Дании въехать в страну — значит нарушить условия скандинавского сотрудничества, пойти против конвенции Северного совета. Надо ли напоминать тебе, что Швеция подписала эту конвенцию.
— Скандинавское сотрудничество, ха. Оно не мешает нам строить атомную электростанцию чуть ли не в городской черте Копенгагена. Не спрашивая датчан. Когда я был там на прошлой неделе, убедился, что из Северной гавани отчетливо видно атомную станцию в Барсебеке. Даже без бинокля.
— По-твоему, это неправильно? — мягко осведомился Гюнвальд Ларссон.
— Это не входит в мою компетенцию, — ответил шеф секретной полиции. — Просто к слову пришлось, поскольку Мартин Бек тут начал разглагольствовать о скандинавском сотрудничестве.
Он встал и остановился перед Мартином Беком, чуть не касаясь его животом.
— Значит, вы говорите — нет? Я спрашиваю в последний раз.