Книга Скованные одной цепью - Харлан Кобен

Уину стоило больших усилий сохранить самообладание. Ему также удалось не прижать руку к сердцу и не зашататься, хотя это было и нелегко.

— Что ж, об этом можно потолковать, — сказал он.

Герман подошел к мячу, наклонился, прищурился и устремил взгляд вперед, так, словно впереди расстилалась дорога к Новому Свету. Затем сделал четыре мучительно медленных пробных замаха. Мальчишки-кэдди, подносившие клюшки и мячи, обменялись взглядами. Герман снова осмотрел расстилающееся перед ним поле. Будь это кинофильм, можно было бы представить себе движение стрелок по циферблату, трепещущие на ветру листки календаря, желтеющие листья деревьев, наконец, восход солнца и идущую в рост новую зелень.

У Уина было кредо номер 12: потеть во время гольфа вполне допустимо, но долго потеть недопустимо.

Герман наконец нанес удар — мяч снова уклонился влево. Он ударился о дерево и упал на дорожку. Кэдди вздохнули с облегчением. Первые две лунки Уин с Эйком прошли, болтая о всякой всячине. По самой своей природе гольф — удивительно самодостаточная игра. Думаешь о счете, а все остальное уходит на второй план. Это славно во многих отношениях и, в частности, в том, что на серьезный разговор гольф настраивает в последнюю очередь.

На базе у третьей лунки игроки огляделись — вокруг тишина, зелень, покой. Потрясающий вид. На миг оба застыли, не произнося ни слова. Уин дышал ровно, полуприкрыв веки. Поле — подлинное святилище. Можно смеяться, конечно, да оно и верно: гольф — сложная игра, захватывающая даже самых опытных спортсменов, но в моменты, когда Уин оказывался с клюшкой в руках в такой день, как сегодня, когда погружался в умиротворяющий покой зелени, даже он, убежденный агностик, испытывал нечто близкое к высокому блаженству.

— Уин?

— Да?

— Большое вам спасибо, — произнес Герман Эйк. В глазах его стояли слезы. — Спасибо за все это.

Уин посмотрел на него. Чары рассеялись. Не тот это человек, с которым ему хотелось бы быть в такие минуты. Тем не менее это повод начать разговор.

— Так вот, насчет членства в клубе.

— Да? — Герман Эйк посмотрел на него со страстной надеждой новообращенного.

— Что мне сказать членам правления о ваших… э-э… деловых интересах?

— Я же говорил, они имеют совершенно законный характер.

— Да, но им захочется узнать о вашем прошлом.

— Прежде всего прошлое есть прошлое. К тому же оно не имеет ко мне никакого отношения. Позвольте задать один вопрос, Уин: в чем различие между Германом Эйком сегодня и Германом Эйком пятилетней давности?

— Может, сами скажете?

— Скажу. Разница заключается в том, что больше нет Фрэнка Эйка.

— Ясно.

— Весь этот криминал, разбой — это не я. Это мой брат Фрэнк. Вы же его знаете, Уин. Фрэнк грубый человек. Злой, жестокий. Как я только ни старался приструнить его. Это он во всем виноват. Так можете и сказать членам правления.

Продает брата за членский билет гольф-клуба. Королевский поступок.

— Знаете, я не уверен, что членам правления понравится, что вы вот так топчете родного брата, — заметил Уин. — Они очень дорожат семейными ценностями.

Взгляд налево, взгляд направо, переключение скоростей.

— Да что вы, вовсе я его не топчу. Слушайте, я люблю Фрэнка. Он мой младший братишка. И навсегда им останется. Я о нем очень пекусь. Вы ведь, наверное, знаете, сейчас он в тюрьме?

— Наслышан, — сказал Уин. — Вы его навещаете?

— Конечно, постоянно. Забавно, знаете ли, Фрэнку там нравится.

— В тюрьме?

— Вы же знаете Фрэнка. Фактически он там всем заправляет. Буду с вами откровенен. Мне не хотелось, чтобы он брал все на себя, но Фрэнк настоял на этом. Он решил ответить за всю семью, так что самое меньшее, что я могу для него сделать, — позаботиться, чтобы он ни в чем не нуждался.

Уин внимательно посмотрел на Германа. Ничто — ни выражение лица, ни жесты — не выдавало чего-то особенного. Многие считают, что человека всегда что-то выдает — обман себя так или иначе обнаруживает, и если научиться распознавать эти знаки, всегда поймешь, правду тебе говорят или лгут. Только тех, кто верит в такую чушь, чаще всего на удочку и ловят. Герман Эйк — социопат. Вероятно, он убил — вернее, убили по его приказу — больше людей, чем на счету у Фрэнка. Фрэнк Эйк очевиден — прямой удар, который легко заметить и потому отразить. Герман же чаще действует, как змея в траве, как волк в овечьей шкуре, и это делает его особенно опасным.

На седьмой лунке разговор возобновился:

— Могу я поинтересоваться одним из ваших дел? — осведомился Уин.

Герман Эйк посмотрел на партнера — на сей раз змея показалась из укрытия.

— Расскажите мне про свои отношения с Гэбриелом Уайром.

Удивить можно даже социопата.

— Вам-то, черт возьми, какое до этого дело?

— Майрон представляет интересы другого участника дуэта.

— Ну и что?

— Мне известно, что когда-то вы покрывали его карточные долги.

— Ну и что тут противозаконного? Значит, если правительство выпускает и продает лотерейные билеты, это нормально. И если в Лас-Вегасе, или Атлантик-Сити, или в индейских резервациях принимают ставки, это тоже нормально. А если то же самое делает честный бизнесмен, то это преступление — так, что ли?

Уин изо всех сил старался не зевнуть.

— Ну так как, вы и сейчас за него расплачиваетесь?

— Не понимаю, какое вам до этого дело. У меня с Уайром — законное деловое сотрудничество. Вот и все, что вам надо знать.

— Законное деловое сотрудничество?

— Именно так.

— А вот меня кое-что смущает, — сказал Уин.

— И что же именно?

— А то, что дом Уайра на острове Адиона охраняет Эван Крисп. Какое он может иметь отношение к законному деловому сотрудничеству?

Эйк застыл. Он отдал клюшку кэдди, сорвал с левой руки перчатку и сделал шаг к Уину.

— Послушайте, — негромко проговорил он. — Не надо вам с Майроном вмешиваться в это дело. Поверьте, не надо. Вы знаете Криспа?

— Только понаслышке.

— Этого достаточно, — кивнул Герман, — чтобы понять: не стоит.

Он бросил на Уина еще один тяжелый взгляд и, надев перчатку, кивнул кэдди. Тот передал ему клюшку и направился в рощу слева — именно туда, как правило, ложились пущенные Германом мячи.

— У меня нет никакого желания вмешиваться в ваши дела, — сказал Уин. — Да и Гэбриел Уайр меня, по правде говоря, не интересует.

— Тогда в чем же дело?

— Меня интересует Сьюзи Ти. Меня интересует Алиста Сноу. И меня интересует Китти Болитар.