Книга Амнезия - Светлана Чехонадская

– Ну да.

«Если среди них был убийца, то он умный человек, – подумал Турчанинов. – Рабочие в оранжевых жилетах – это, вопреки всем законам зрения, не яркие, а почти прозрачные пятна! На них никто не обращает внимания… Но если он действительно умный, то он не оставил следов… Как же он устроился на работу?» – и Турчанинов снова вздохнул. Он уже предполагал – как.

– Гастарбайтеры, конечно. – Он сказал это не вопросительно, а утвердительно.

Консьерж огорченно смотрел на него.

– Ваши коллеги ходили в ДЕЗ и навели там шороху, даже, кажется, пообещали оштрафовать. Но вы же знаете, кто работает на этих сезонных работах. Оформляют своего, потом за копейки нанимают каких-нибудь киргизов, разницу себе в карман кладут. Чего уж разоряться-то? Все так делают. Мы им спасибо должны сказать, этим гастарбай-терам. Город хоть чистым стал.

Турчанинов равнодушно кивнул: в санатории, где он работал начальником охраны, все было точно так же.

– Но внешность их вы запомнили?

– Ну, опознали бы… Наверное…

«Потрясающий расчет! В оранжевом жилете – и невидим. Какой умница!» Турчанинов еще не знал, что главный балагур следственного отдела дал убийце кличку «аспирант»; знал бы, удивился еще больше.

– Неужели киргизы на вид?

– Да нет, вы что! Хохлы или белорусы…

Пришлось идти в ДЕЗ. Там сразу поднялся крик – за минувший день директор, вероятно, обдумал свое положение и решил, что доказать ничего нельзя. Пришлось выслушивать, что ДЕЗ никому не навязывает своих услуг, что все эти кооперативные дома и эти товарищества собственников жилья пусть ищут других дураков обслуживать их за копейки. Турчанинов слушал, глядя на директора почти с ненавистью, и снова думал, что государственные люди обнаглели вконец.

Свой вопрос ему удалось вставить лишь через десять минут.

– Но какие-нибудь документы вы спрашивали?

– У ихнего бригадира был паспорт, он русский, он из Тамбова! Отказывать в приеме на работу из-за отсутствия прописки незаконно! Вот вы все за законы, а это незаконно, и я вообще не должен…

– Я вас просто прошу помочь, – перебил Турчанинов. – Где этот бригадир сейчас?

– Он у нас работает в другом дворе. В шестом доме.

– А остальные?

– Отработали и разбежались. И вообще, они пили, мне кажется. Я бы их больше не нанял. А бригадир – россиянин, он из Тамбова, он русский…

Турчанинов нашел бригадира уже к вечеру. Как раз этот-то, из Тамбова, и был пьяным. Он сидел на лавочке возле кустов, лениво переговаривался с двумя таджиками, сидящими на траве, и отхлебывал пиво из бутылки. Лицо у него было красное – видимо, сгорел на солнце.

– Меня уже допросили! – развязно сообщил он. – И криминала не обнаружили. Я и не должен документы проверять, пусть ДЕЗ проверяет.

– Сколько человек работало у двенадцатого дома?

– Четверо.

Таджики залопотали, потом засмеялись.

– Это вы их нанимали?

– Да прямо! Ты больше нашего директора слушай. Он и нанимал, а теперь все на меня валит. Да пусть валит, мне насрать, я этой работой не дорожу…

– Где он их нашел, как вы думаете?

– Я после рабочего дня никак не думаю. Клянусь, ни одной мысли нет в башке! Как назло.

– Я не милиционер, я частный детектив.

– Увлекательная работа, – с большим интересом произнес бригадир. – А как платят, нормально?

– И все-таки, где он их нашел?

– Один здесь все время ошивается, но работник из него – как из меня балерина. Ну, когда никого нет, его берут. За бутылку. Двое других пришли в ДЕЗ сами. Как раз нужно было в двенадцатом доме двор привести в порядок, мне их Михалыч и дал. Сказал, чтоб за неделю управились.

– Вы о них что-нибудь знаете?

– Что я о них могу знать? Алкаши… Вот Уруз, – он показал пальцем на одного из таджиков, – он киргиз и не пьет. Религия не позволяет! Хорошая религия мусульманская, да, Уруз? У него два высших образования, секи! Он строитель. Что, Уруз, не нравился вам Советский Союз? Независимости хотелось? Получили независимость, довольны? Вот придурки! Так вам и надо.

Таджик, оказавшийся киргизом, беззлобно улыбнулся.

– Видишь, как ты много знаешь об Уру-зе, – ласково произнес Турчанинов. – И о тех ребятах ведь знаешь.

Бригадир сильно удивился.

– Ну, тот, что здесь ошивается, я о нем кое-что знаю, – согласился он. – У него мать алкоголичка, они жили в этом районе, еще в коммуналке. Он здесь каждую подворотню знает. Даже откопал однажды какое-то говно, которое еще в детстве закопал. Секи?

– А двое других?

– Один приезжий. С Хохляндии, кажется. Если бы я сразу знал, я бы его не взял – терпеть не могу хохлов. Хитрый! Себе на уме, сволочь.

– Сколько ему лет?

– Да за пятьдесят, пожалуй. Кстати, у него одного легкого нет, вспомнил! Он дышал так смешно, как будто он резиновая игрушка и у него в боку дырка!

Уруз снова улыбнулся, другой киргиз, видимо, не понял ни слова.

– Так. А третий?

– А третий молчал все время. Вот о нем, честное слово, бля буду, ничего не знаю! Только имя и фамилию.

От неожиданности Турчанинов рассмеялся.

Бригадир, видимо, решил, что ему не поверили, и обиделся.

– Чего ты ржешь? – спросил он. – Правда. Он сказал, что его зовут Михаил. А фамилия Королев.

… Марина шла к своему подъезду. В руках у нее были два пакета с продуктами – она возвращалась из супермаркета. На дне пакетов лежали сыр, сосиски, хлеб, дальше йогурты, творог, еще выше яйца; пакеты оттягивали руки. Она очень жалела, что рядом нет шофера. Нет, не из-за тяжести: ей казалось, что за ней следят.

Марина теперь пугалась собственной тени. Ее предупреждали в клинике, что реакция на произошедшее будет отсроченной, то есть труднее всего станет примерно через месяц. Так и получилось.

Пытаясь анализировать свою жизнь, она ясно увидела, что она – девушка, проведшая пять лет в коме, круглая сирота, оставленная один на один с миром, многие законы которого она даже не помнит. «Вам будет трудно, – говорила Иртеньева. – Но вы должны знать, что это нормально. У вас даже появится отчаянье, и это тоже хорошо! Так лечат многие упорные хронические заболевания: вызывают обострение и лечат уже открытую форму. Иначе хроническую болезнь не победить – она должна выплеснуться наружу».

Иртеньева вообще много Марине объясняла, относилась к ней как к студентке медицинского института. Бывшей и будущей, хотя какое может быть будущее? Разве теперь сдашь все эти вступительные экзамены? Ей в последнее время часто снилось, что она стоит у школьной доски и ее спрашивают о чем-то – она понимает, что вопрос связан с физикой, и покрывается холодным потом: ничего из физики она не помнит.