Книга Баксы для Магистра - Владимир Гриньков

– А что велят?

– Сами видите. Заложников – по разным адресам…

– Куда именно?

– Вас – в соседнюю область. Там деревушка заброшенная есть…

– Про меня – не надо. Я здесь, и моя деревушка уже отменяется. Вот второго заложника – куда? Того, которого передо мной увезли.

– Я не знаю.

Тут Оглоедов снова сердито хрустнул пальцами. Урузмян вздрогнул так, будто услышал оглушительные раскаты грома.

– Я правда не знаю! – всполошился он, испуганно глядя на оглоедовские кулаки. – Сабадаев нам порознь приказы отдавал! Он скрытный очень! Сволочь! – совершенно неожиданно завершил свою тираду Урузмян.

Кажется, он досадовал на своего скрытного шефа, осторожность которого не позволяла ему, Урузмяну, сделать нам приятное, рассказать все как есть на самом деле.

– Значит, одного заложника увезли, – сказал я. – Второй заложник – это я. Третий остался в пансионате… Это я про журналиста говорю… Еще в пансионате есть заложники?

– Нет.

До Магометыча они так и не добрались. Хоть это радует.

– Вот привез бы ты меня на место, – продолжал я. – Дальше что ты должен сделать?

– Сабадаеву сообщить.

– А он здесь так и сидел бы?

– Ну, наверное, – не очень уверенно ответил Урузмян.

– Чего же ему тут сидеть, если ему уже припекает, – уловил я несоответствие. – Если он при мне сказал, что в заложниках нас продержат до тех пор, пока вы все не разбежитесь.

– А и правда! – озадаченно сказал уроженец Еревана. – Сабадаев, значит, и сам хотел сбежать?

Он посмотрел на меня удивленно, словно вопрошая: что же это такое творится, люди добрые? Пока я буду с заложником в деревне сидеть, мой босс – фью-ю-юить! – и на Канары!

Мне нечем было его утешить. В отношении Сабадаева я не питал иллюзий.

– Вот гад! – сказал Урузмян в сердцах. – Ну что за шакал!

Он чуть не плакал. Он служил, как мог, а его предали.

– А что же Мария? – вспомнилось мне.

– А что Мария? – невнимательно отозвался Урузмян, больше занятый своими переживаниями, чем общением со мной.

– Там, в пансионате, есть еще Мария. И ее детишки. С ними-то как? Что Сабадаев может учудить? Какие у него в отношении Марии планы?

Урузмян хлопал ресницами, и мне показалось, что он никак не возьмет в толк, о чем это я.

– Он искал Марию, – попытался я донести до него свою мысль, – и вот наконец нашел. Что теперь? Искал-то он для чего? Чтобы расправиться?

– С кем расправиться? – совсем уж растерялся Урузмян.

– С Марией, ясное дело! – сказал я в сердцах. – Ну чего ты дураком прикидываешься?

Оглоедов сжал кулаки и придвинулся к подследственному. Подследственный, поняв, что через секунду он превратится в пострадавшего, торопливо произнес:

– Я правда не понимаю! Вот хотите – поклянусь?

Я вздохнул, представив эту пионерскую клятву.

– Ну почему вы мне не верите! – заканючил Урузмян. – Хоть объясните мне, про что разговор!

– Мария пряталась здесь, в пансионате, – сказал я, пытаясь добросовестно все разложить по полочкам, чтобы собеседнику было понятнее. – Она не хотела, чтобы Сабадаев ее нашел. Но он все равно каким-то образом здесь оказался. Оказался – зачем? Он убить Марию хочет?

– Да как же убить?! – изумился Урузмян, причем изумление его было так велико, будто я только что сообщил ему нечто совершенно невообразимое. – Зачем убить?

– Но ведь он ее искал? Искал! А почему?

– А потому, – ответил Урузмян. – Ведь она жена ему.

– Что?!

– Жена. А вы разве не знали?

* * *

– Надо Каратаева оттуда вытаскивать! – сказал я Оглоедову. – Они им будут прикрываться, как щитом. Я сначала думал, что Мария и ребятишки будут заложниками. А Мария Сабадаеву жена, оказывается. Но кто бы мог подумать!

Я замотал головой. Я все понимал. Но не верил. Оглоедов смотрел на меня с сочувствием.

Мы с ним стояли на некотором расстоянии от моего недавнего конвоира. Я не хотел, чтобы Урузмян слышал наш с Оглоедовым разговор. А тот решил сложившуюся ситуацию использовать к собственной выгоде. Я ничего не заметил, но Оглоедов среагировал. Всполошился и гаркнул:

– Куда?!

Я резко обернулся. Оставленный без присмотра Урузмян, оказывается, навострился совершить побег. Пригибаясь, он успел отбежать шагов на десять, но тут-то его и настиг грозный оглоедовский окрик, и Урузмян шлепнулся в придорожную траву, будто его скосила шальная пуля.

Я наконец-то смог забыть о Марии. Хотя бы на время. Надо было действовать.

– А у тебя связь с твоим другом есть? – спросил я у Урузмяна. – С тем, который второго заложника увез. Ты ему позвонить можешь?

– Могу! – с готовностью отозвался Урузмян.

Ему очень хотелось загладить вину. Побег не удался, и он опасался репрессий.

– Сейчас я верну тебе твой телефон, – сказал я. – Ты позвонишь своему другу и скажешь, что Сабадаев сам позвонить не может, потому как занят, но через тебя отдал приказ возвращаться – вместе с заложником. Причем немедленно. И если ты в разговоре – не дай бог! – скажешь что-то не то… что-то не так… попытаешься хвостом вилять… В общем, если твой дружбан с заложником сюда не приедет…

Я не знал, как пугнуть его понадежнее. Как сказать так, чтобы он понял: его жизнь сейчас находится в его собственных руках. А потом до меня дошло. Я сунул мобильник Урузмяна в руки-лопаты Оглоедова и кивнул в сторону Урузмяна. Оглоедов подошел к нашему пленнику, передал ему мобильник и сказал мрачно:

– Звони!

Это его короткое «звони!» прозвучало столь внушительно, что даже я проникся. А уж Урузмян и вовсе в одно мгновение осознал, как коротка человеческая жизнь.

– Си-си… Си-си, – пробормотал он, запинаясь.

Что-то хотел сказать, но у него не получалось.

– Это ты о чем? – еще больше нахмурился Оглоедов.

– Си… Сичас! – не без труда справился Урузмян.

«Сичас»! Вот что наш маленький хотел проагукать.

– Ты только давай без заикания, – попросил я. – Я же тебе сказал: запорешь операцию – закопаем прямо здесь.

* * *

Урузмяну не удалось дозвониться до своего подельника ни сразу, ни через четверть часа. Телефон не отвечал. Заподозривший лукавство Оглоедов подступился было к Урузмяну, намереваясь оказать на него физическое воздействие, но я его остановил: по виду насмерть перепуганного Урузмяна можно было догадаться, что бедолага и рад бы нам помочь, а не получается, и если уж дозвониться мы не можем, то, сколько оплеух ни отвешивай Урузмяну, связь от этого не наладится.