Книга Черные ножи – 2 - Игорь Александрович Шенгальц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попал! Подбили! Ура! — восторженно закричал Леха, наблюдая в пулеметную смотровую щель за нашими успехами. — Оба горят!
— Силен ты, командир! — уважительно посмотрел на меня, повернувшись со своего места вполоборота, Корякин.
Или я удачно пробил топливные баки, и бензин загорелся, или же сдетонировал боезапас внутри «Т-IV». В любом случае, хорошо получилось, есть чем гордиться — прозвище «Снайпер», данное мне еще на челябинском полигоне, я вполне оправдывал.
Плюс нашего «Т-34» в отличие от «Т-IV» состоял еще и в том, что наш работал на дизельном топливе, а «четверка» — на бензине, как и все немецкие танки. И при попадании снаряда бензиновые пары вспыхивали мгновенно, и шансы у экипажа выбраться наружу сводились к нулю. Это не значит, что «тридцатьчетверки» не горели… к сожалению, горели, и еще как… Дизель загорался медленнее, и время спастись теоретически было. Но уж если дизель разгорится, тушится он сложнее бензина, имея более вязкую структуру и как бы прилипая к поверхности горения, затекая при этом во все возможные щели. Ожоги после дизеля — тяжелейшие.
— 744-й, возвращайся! Как понял меня? — услышал я в наушниках голос капитана.
— 744-й, вас понял! Возвращаюсь! — сообщил я.
— Где же наша пехота? — непонимающе спросил Корякин. — Подвели они нас, получается…
Разведка боем окончилась, пехота так и не пришла, так что смысла торчать танкам в поселке дольше не было. Приказ вернуться на место дислокации был логичен, но я, черт подери, не понимал, за что погиб сегодня экипаж младшего лейтенанта Горевого — веселого и отзывчивого парня, совсем еще юного, улыбчивого и всегда готового прийти на помощь? Я отомстил за него, но ребят к жизни это не вернет.
В ответ же Михалычу я негромко и с выражением процитировал по памяти:
— 'А еще сложнее счеты,
Чуть танкиста повстречал:
— Подвела опять пехота.
Залегла. Пропал запал.
А пехота не хвастливо,
Без отрыва от земли
Лишь махнет рукой лениво:
— Точно. Танки подвели…'
— Толково сказано, — кивнул Петр Михайлович, — знающий человек сочинил! Чьи стихи?
— Твардовский, «Василий Теркин», недавно в газете напечатали. Не читал что ли?
— Некогда мне читать, — отмахнулся Корякин. — Но, мать их за ногу, где пехота? Где пехота, я спрашиваю?
— Успокойся, Михалыч. Не пришли, значит, был повод.
— Повод у них был, — заворчал мехвод, — никто не может сделать то, что должен…
— Мы-то в чем провинились? — возмутился Леша. — Мы как раз здесь, в поселке!
— Мы здесь, а они нет… — не стал развивать тему Корякин.
Я же вспомнил историю с летчиками и подумал, что иногда все же совершенно ясно, кто именно виноват. Но тоже не стал нагнетать… не до того.
Через четверть часа мы вернулись к началу поселка, но рота уже ушла далеко вперед, давно скрывшись из виду.
— Обратно пойдем той же дорогой? — уточнил Петр Михайлович, выглядывая через люк мехвода наружу и осматривая дорогу.
Я задумался. В принципе, можно было срезать путь, вернувшись прямиком через поля, но была вероятность, что пехота не пошла за нами следом как раз по той причине, что поля до сих пор были не расчищены от мин. Наверняка, поэтому нас и отправили низом лощины. Нет, смысла рисковать и идти короткой дорогой я не видел.
— Пойдем лощиной, — приказал я, и Корякин, кивнув, двинул машину с места.
Небо, еще с утра чистое и ясное, за последние полчаса посмурнело, нахмурилось, затянулось темными грозовыми облаками. Едва мы тронулись, дождь залил с такой силой, что на пять шагов впереди ничего не было видно. Тут же сверху, сквозь приоткрытый люк, внутрь танка полилась вода столь мощным потоком, что грозила затопить все боевое отделение. Я быстро закрыл люк, но сам успел основательно промокнуть, да и Перепрыга рядом ежился и недовольно бормотал себе под нос неприличные слова.
— Меньше ход! — отдал я команду мехводу, и Корякин перешел на вторую скорость.
Леха, помогавший ему вбивать рычаг коробки передач в нужную позицию, сказал:
— А ведь сейчас как раз обед дают… а у меня с собой даже сухарика завалящего нету…
— На вот, погрызи, — я покопался в вещмешке и достал брикет горохового супа, входивший в набор сухпойка. Брикет был крупный — на двести грамм, и Леха быстро распаковал бумагу, в которую брикет был завернут, и довольно задвигал челюстями, отгрызая маленькие кусочки.
Есть концентрат в сухом виде не рекомендовалось, но зачастую было попросту невозможно развести костер, чтобы вскипятить воду и сварить нормальный суп, поэтому солдаты ели и так, правда многие потом мучились животами.
Вообще, брикет отличался высокой калорийностью. Например, в гороховом концентрате, который я отдал Леше, самого гороха было семьдесят пять процентов, и десять процентов жира и овощей. Были еще супы в таблетках по семьдесят пять грамм, и это считалось достаточной разовой порцией на взрослого человека.
— Вкуснота! — сообщил Носов.
А Перепрыга застенчиво поинтересовался:
— Командир, а еще есть?
Я лишь покачал головой — это был мой последний брикет, каким-то чудом не отданный еще в «общий котел» экипажа, а завалявшийся в вещмешке.
Носов спохватился и, отбив кусок от брикета, протянул его Ивану. Корякин же нахмурился, вспоминая, что у Казакова, который прежде у нас отвечал за продовольствие, всегда имелся НЗ. Он вообще был хозяйственным человеком, наш заряжающий. Ответственный, надежный. Настоящий уральский воин. Это звучит патетически и пафосно, но именно на таких людях стоит государство. Они — основа, суть и плоть земли русской. Не будет могучих Казакова и Корякина, восторженных энтузиастов, как Леха Носов, и даже таких простоватых, выводящих в ведомостях крестик вместо имени, но решительных и смелых, как Иван Перепрыга — не будет никого из нас: кто жил тогда и будет жить позже.
Вскоре свернули в лесок, дождь никак не успокаивался, лил и лил, размывая землю и превращая все вокруг в слякотное болото. Мы прорубались вперед, нещадно подминая под себя деревья и кустарник, и вскоре выбрались к знакомой лощине. Учитывая опыт, развернули башню и начали осторожно спускаться по крутому склону. Но ливень сделал свое дело, и гусеницы проваливались в почву гораздо глубже, оставляя за собой две канавки, быстро наполнявшиеся водой.
Любой трактор уже давно завяз бы или попросту перевернулся.
