Книга Одиночное плавание к острову Крым - Наталья Труш

И тут он сказал мне:

– Марина! А можно у вас телефон попросить? В смысле – номер мобильного! Я не знаю, как сложится у меня день, в котором часу я освобожусь, но если будет не очень поздно, то можно я позвоню?

– Можно и нужно!

– Правда?

– Чистая правда!

– Тогда я спрошу еще вот что: где вы празднуете Новый год?

– Я?! А я и не знаю пока! У меня нет никаких планов...

– Тогда можно вас пригласить отпраздновать его со мной?

– Можно! А где?

– А вот все вопросы потом. Пишите телефон!»

* * *

Марина достала визитку и отделила от толстенькой пачки один картонный квадратик с картинкой симпатичного кенгуренка на обороте. Мурашов посмотрел на визитку, потом на Марину, и снова у него левый уголок губ пополз вверх.

И ей бы в этот момент попросить у него его номер телефона! Пусть бы она и не позвонила ему, но у нее была бы возможность в любой момент ему позвонить. Это так важно – иметь такую возможность. Это как ниточка между двумя людьми. А если у одного такой возможности нет, то это уже не ниточка. Вернее, ниточка, но – одинарная, или, как говорила бабушка, «в однорядь», а для полноты счастья должно быть «в двурядь».

Но ей опять почему-то было неудобно!

И за это свое «неудобно» она поплатилась!

* * *

В этот вечер Мурашов к ней не пришел и не позвонил. И дома его, видимо, не было. Во всяком случае, в его квартире на третьем этаже не горел свет. Марина гуляла под его окнами, ждала, а свет все не загорался. Она замерзла и ушла домой.

А дома промаялась до утра без сна, считая по очереди слонов и баранов. Ей было жарко под зимним одеялом, и еще кот Вася заваливался ей под бок, словно большая шерстяная грелка.

Она положила мобильный телефон возле самого уха, хотя звонок у него был такой, что мертвого можно было поднять. Но он не звонил и эсэмэсок не слал. А ведь такое классное изобретение – мобильный телефон и его возможности, все эти эсэмэски и эмэмэски! А он не звонил, как будто для него ничего не произошло. Как будто он и не спал в ее доме, а она не смотрела на него, жалея по-бабьи его за его неустроенность. А неустроенности-то никакой и нет! Где-то он, наверное, хорошо устроен, раз домой ночевать не приходит.

Три следующих дня у нее были сплошные праздники. Но что это были за праздники! «Со слезами на глазах», хоть и не День Победы!

Каждые два часа у них было представление на главной площадке зоопарка, и ей надо было веселить детей, которых было много и которые радостно орали и требовали у родителей сфотографировать их вместе с кенгуру. И ей надо было позировать! А она была буквально привязана к телефону. Она каждые пять минут проверяла, не было ли звонка или сообщения. А он – это лучшее из изобретений двадцатого века – молчал как партизан! И кенгуру был грустным и нагонял на детишек тоску. Это не осталось незамеченным, и директор зоопарка пообещал ей «вставить леща», на что Марина огрызнулась и пообещала уволиться.

– Андреева! Ты завязывай с этим, – сказал ей директор, а потом почти приказал: – Иди за мной!

В директорском кабинете он усадил Марину в костюме кенгуру на диван, а сам скрылся в закутке за шкафом, где набулькал в стакан коньяку и отрезал кружок лимона.

– Вот, прими, и полегчает, – протянул ей народное лекарство от всех невзгод.

– Мне столько не выпить, – промычала она из-под маски.

– А я что, одной тебе, что ль, налил? Это на двоих. Да много-то не пей, а то завалишься еще. Слышишь, Андреева, я тебя после Нового года в командировку отправлю. В Берлин! – Директор поднял палец вверх, желая показать значимость мероприятия. – Посмотришь Берлинский зоопарк. О-о-о, это такой зоопарк! Будешь у немцев учиться, опыт перенимать. Хочешь?

– Хочу. Но лучше – у итальянцев. – Марина сделала глоток и закашлялась.

Директор постучал ей по спине.

– Какие итальянцы? Андреева, ты о чем думаешь-то?

– «О чем»... Не о чем, а о ком!

– Ну, я догадался. – Директор тоже сделал из стакана большой глоток и крякнул. – Ты, Андреева, в голову не бери. Тут все просто: если твое – твоим будет. А если нет сверху такого распоряжения – то хоть убейся. Так что смотри проще. Сама себе дай распоряжение.

* * *

И она дала сама себе распоряжение. Разум, конечно, плохо слушался и подчиняться не хотел, но она нашла в себе силы не дергаться. А на смену ее раскисшему настроению пришла праведная злость, и она легко отработала два дня. Даже телефон забросила в сумку. И делала вид, что ее мало интересует, будет ей кто-то звонить или нет. Но, как оказалось, это она перед самой собой выделывалась, и по вечерам лихорадочно просматривала список пропущенных звонков. А сама ждала, что в нем окажется неизвестный номер. И она наберет его и, как овечка наивная, скажет в трубку: «Алло! Вы звонили мне. Это Марина Андреева, а вы кто?» И тот, кто ответит, будет, конечно, он. И с волнением в голосе он скажет, что очень переживал из-за ее молчания.

* * *

Но не было в памяти ее телефона неизвестных вызовов, и сообщений от известного ей мента тоже не было. И она уже стала привыкать к мысли, что все себе придумала, и ей даже уже не больно было думать о нем, как он позвонил.

А она не узнала его голос. И переспросила:

– Кто это?

– Марина, вы меня не узнали? Это Мурашов, ваш сосед. Можно я к вам зайду?

Она себе придумывала, как скажет ему, что он себе что-то такое нафантазировал, а они просто соседи – не более. А всего и смогла-то сказать: «Заходи... те...»

Он поднялся на лифте, который со скрипом приполз на последний этаж, и позвонил в ее дверь. И она, как ни заставляла себя быть холодной и равнодушной, открыла слишком поспешно. А он в такой ранний час был с белыми хризантемами и с пакетом из супермаркета, из которого выпирала углами большая коробка конфет, какие-то банки и круглые мячики – апельсины.

– Вот, – сказал Мурашов, подавая ей через порог цветы и пакет с продуктами. – К праздничному столу.

– Но вы вроде хотели меня пригласить куда-то? – спросила Марина, а внутри вся похолодела – вот возьмет сейчас и скажет, что все изменилось, и никуда он ее не приглашает, и пришел специально с утра ее поздравить, так как вечером не сможет, так как уезжает, далеко и без нее.

– Ну, это само собой разумеется и не отменяется. Но праздник уже наступил, и мы можем с вами пить праздничный чай. И даже на брудершафт что-то кроме чая. Там есть, я захватил, – кивнул Мурашов на пакет с продуктами и покраснел, как мальчик. – Если честно, так «выкать» надоело. Мы ведь не в начальной школе, и возраст у нас почти одинаковый. – И без перехода спросил: – Марина, а Егор Андреев – это твой брат?

– Нет. – Марина удивленно на него посмотрела. – Это мой сын. А ты откуда про него знаешь?