Книга Любовь на Таганке - Нина Сергеевна Шацкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я: Журналистка?
Она молчит.
ЗОЛОТУХИН: Нет.
Я: Кто она?
З.: Аленушка, ты кто?
ОНА (пожимает плечами).
Я: Вы что тут делаете?
(Опять плечи.)
– Пришли по делу?
З.: В гости.
Я: Откуда она взялась?
З.: С телевидения. Вот зашла.
Картина Репина «Не ждали». З. бегал за водкой, оставив ее одну дома. Мама пришла бы в ужас. Как окатило грязью. Стыдно сказать, как я со всем этим разобралась. З. был пьян вдребезги. Раненую амбал-девицу «проводила» до лифта. По-моему, чем-то разбила ей голову.
Золотухина штурмует любовными письмами К.
14 июля. Пятница
Я в Сухуми с запиской Олега К.[15] главврачу с просьбой о моей опеке. От природы русая, сейчас я блондинка. В понедельник отправлюсь на турбазу, а сейчас три дня я вынуждена буду ночевать в доме для гостей, что стоит около железнодорожного вокзала. Опекали так, что не знала, как унести ноги. Страшно выйти из дома, замуровала себя: закрыла окна ставнями, выключила телефон, телевизор. Тишина. Кромешная тьма, и только в туалете – солнце. Туалет – огромный, и высоко – окно. Это моя «прогулочная» комната. Ночью читаю молитву: «Защити меня, Господи, силою честного и животворящего своего креста и сохрани меня от всякого зла».
В понедельник утром вдруг слышу, как кто-то поворачивает ключ в замке. Замерла, про себя в который раз читаю молитву. На улице – жаркое солнце, людская суета, а у меня в доме – мрак и я во мраке. Жду. Медленно открывается дверь и – услышал меня Господь – входит женщина (уборщица). Увидав вдруг меня, возникшую из темноты, – испугалась. Быстро объяснив ей, кто я и почему здесь, оставила записку, не забыв поблагодарить хозяев за три дня «отдыха». И наконец-то, стряхнув с себя трехдневный страх, вышла в мир, к людям. От слепящего солнца заболели глаза. Я знала, что в Сухуми где-то отдыхает моя подруга Лена Виноградова, с которой еще в Москве мы договорились обязательно здесь встретиться, для чего я должна была с турбазы послать ей телеграмму. Значит, в любом случае я еду на почту. И сейчас, сев в автобус, я мечтала: «Вот если бы я вдруг увидела Лену на улице, я бы заорала на весь автобус: “Лена-а-а!”». Вдруг меня кто-то хлопает по плечу, поворачиваюсь – моя Ленка! Она тоже по моему поводу ехала на почту. Воображения и слов не хватит, чтоб описать мою радость. Это было как в сказке.
31 октября
И как год назад – дожить бы до завтра. Встретились глазами – сердце сжалось. Машка говорит, что ребятам грозит армия.
13 ноября
Неужели – в армию? Ничего не понимаю. Растерянный, безвольный. Куда-то его водят, около него всегда люди, и у меня нет никакой возможности подойти, узнать, что происходит. Сердце сжимается, когда вижу его растерянным. Через Марью передала ему записку:
«Родной мой, не могу не проститься, пусть даже через бумагу. Мне много есть, что сказать тебе, но не теперь. Плохо мне без тебя. Долго я оберегала тебя от этого, но сейчас я хочу, чтобы ты знал это. Я люблю тебя, и мне плохо оттого, что я ничего не знаю про нас с тобой. Буду молиться за тебя».
Ответ Лёни мне:
«Милый мой!
Ни о чем не горюй!
Ты видишь, как у меня все плохо. Многое от этого.
Я о тебе помню. Но сейчас мне тяжело, и я хочу пережить это время один. Иначе мне будет совсем трудно. Целую тебя».
19 ноября
Почти неделю пребываю в неведении. Чувствую себя оскорбленной: меня от себя отстранили. Понимаю: горе и радость разделяют с женой. Я – не жена. Ну, а если ты любишь и с ума сходишь от незнания, что происходит с твоим любимым, и ты ничем ему не можешь помочь, потому что доступа к нему нет…
(Сознательно выбрасываю стыдный, позорный мой монолог по поводу Лёниной семьи, его подруги, про то, что его «семейный партнер» лепит его по своему подобию… «бойся серости и безликости», про «борщи, котлетки, рюшки», – в общем, ревнивая гадость, которую я никогда себе не позволяла.) Ответная записка Лёни:
«Милый мой!
Ну что же это такое? Разве это взаимопонимание? Я думал, что ты хоть как-нибудь сообразила из предыдущей записки. Я сознательно хотел удалить тебя на время всех этих испытаний. Ведь, пойми же, нам труднее было бы потом. И вдруг то, что я хотел избавить тебя от сопереживаний по поводу моих неприятностей, оказалось для тебя поводом почувствовать себя оскорбленной. А ведь все совсем наоборот!
Я хотел пощадить тебя, а ты снова бросаешься в крайности. Ты знаешь, что ты для меня значишь! Так не мучь же меня еще больше. Если в тебе осталось хоть что-нибудь настоящего ко мне, будь умницей!.. Заклинаю тебя.
P.S. Люблю тебя, жду тебя, целую нежно-нежно. И давай будем мужественными еще хоть какое-то время. Напиши мне ответ, пусть коротенький, но сегодня же».
Утром отвела зареванного Дениса в детсад. Через час – на «Бедную Лизу» в ВТО. Нехороший месяц. Ползи в свой омут, плесневей.
26 ноября
Записка Лёни:
«Любимый!
Мне горько и тяжело от последнего разговора. Оказывается, мало пытаться быть благородным по отношению к людям, надо еще и соответствовать их представлениям о людях. А мне казалось, что достаточно не быть подлым, а уж дружить или не дружить с кем-то – это дело свободного выбора каждого. Я никогда не думал, что когда-нибудь доживу до дня, когда меня назовут “серостью”. В другой ситуации я бы этому посмеялся, но это процитировала мне ты. Сегодня они назовут меня “серостью”, завтра – “подлецом”; послезавтра – как-нибудь еще. Меня это не огорчило бы. У всякого нормального человека должны быть враги. Но я никогда не думал, что ты можешь искренне разделять подобные убеждения. Ты-то меня знаешь!.. Ты знаешь, что я один. Один. Я ни на кого не давлю и не хороню под собой ничьих индивидуальностей. А еще труднее кому-либо задавить меня самого. Пожалуй, это можешь сделать только ты. Кому-то я нравлюсь, кому-то кажусь уродом, разве я могу угодить всем? Главное, чтобы я соответствовал твоим представлениям о чести.
Я нуждаюсь в тебе, как ни в ком, и ты же убиваешь меня, как никто. Более того, ты бегаешь по театру и не чувствуешь, что я ранен, что каждую минуту я жду твоего взгляда, твоего слова…
В чем я виноват? Пусть кто-нибудь мне объяснит. Кому я сделал плохо? Кого я предал? Кого я обидел?
