Книга Меня зовут Шон - Клер Макгоуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Мама жила недалеко от Оксфорда, в одной из тех симпатичных деревушек, где в приходском центре всегда людно, а из-за дорогих ставней постоянно подглядывают местные кумушки. Пока мы ехали от станции, нам встретились три человека, с которыми мама была знакома, и всякий раз она сигналила им и махала рукой. Я подумала: «Какая куча свидетелей для Ника», и едва не рассмеялась — так глупо все это выглядело.
— Обычно ты приезжаешь не одна, — сказала мама, сворачивая на узкую подъездную дорожку. Она жила в двухэтажном краснокирпичном доме в викторианском стиле, красиво увитом плющом. Отец умер, когда мне было пятнадцать. Вступить в новый брак мама так и не собралась, хотя регулярно получала предложения и ходила на свидания. Это были благоразумные, веселые отношения, обычно связанные с походами по Уэльсу или дегустациями вина в приходском центре. Обычно с вдовцами или с разведенными, у которых неизбежно оказывались свои дети. Любопытно, почему маме удается устраивать личную жизнь без какого бы то ни было драматизма, а я оказалась на это совершенно не способна.
— Он работает, — ответила я, вылезая из машины.
— Но обычно вы навещаете меня по выходным.
— Да. Я просто подумала, что на поезде будет спокойнее. И хотела повидать тебя до отъезда.
Мама собиралась провести Рождество в круизе с Найджелом, своим новым увлечением, и я, к собственному ужасу, поняла, что отчаянно ей завидую — как здорово было бы оказаться в тысячах миль от Ника, от Норы и от того кошмара, в который я превратила свою жизнь! Верхняя гостевая комната была завалена путеводителями, кремами для и от загара, купальниками и прочими вещами для комфортного путешествия.
— Это очень мило, дорогая…
Я чувствовала на себе пытливый мамин взгляд, надеясь, что она все поймет по моему состоянию — именно внимание к мельчайшим деталям сделало ее востребованным юристом. Я не знала, как начать разговор о своих проблемах, и мне хотелось, чтобы она спросила сама.
Как обычно, мама ловко заполнила повисшую тишину суетой. Она последовательно заставила меня разобрать вещи, хотя я взяла их с собой ровно на одну ночевку, очистить целую груду овощей для рагу, а потом просмотреть с ней программу местного литературного фестиваля, обводя все, что казалось интересным. Мама читала только интеллектуальную литературу и в юности отчитывала меня за «трату времени на ерунду», если заставала с Агатой Кристи или Джилли Купер.
За обедом она, клюя что-то, словно птичка, буквально запихивала в меня сыр и пирог. Это было мамино обычное поведение, из-за которого я к пятнадцати годам весила сильно за семьдесят. Наконец, с едой было покончено, остатки аккуратно уложены в лотки, посуда помыта, и мы сели рядом перед маленьким старомодным телевизором. Она надела очки для чтения и принялась просматривать программу в «Радио Таймс».
— Так, что ты хочешь посмотреть? Есть скандинавская драма, которая меня заинтересовала. Или повтор «Сирано де Бержерака».
Мама не подключала специализированные телеканалы, вероятно считая это слишком развращающим; смотри, что предлагают в программе, и радуйся.
— Мам… Я думала, мы поговорим.
— Поговорим? — она изящно изогнула бровь — ладная и стройная, в стильных очках, со светлыми с серебристой сединой волосами, элегантная дама. — У тебя все хорошо, дорогая?
Я замолчала. Самое время было сказать: «Нет, не совсем», и вывалить все сразу. Но, представляя себе ее разочарование: «Ох, Сюзанна, как ты могла?» и терзаясь чувством вины, глубокой вины, я не сумела выдавить ни звука. Их ведь не возьмешь потом назад, все эти обвиняющие меня же слова. И после паузы я спросила:
— Да. Просто… Когда вы ждали меня, папа не вел себя немного… странно? То есть он не слишком опекал тебя?
— Нет, дорогая. Твой отец был очень спокоен. Полагался на волю божью и на авось.
Я очень плохо помнила папу — сила личности моей мамы выгребла все из моей памяти, словно бульдозер. Но момент, чтобы начать меня расспрашивать, был самый подходящий. Только мама не стала этого делать. Мне предстояло вести этот разговор в одиночку.
— Просто Ник… он весь на нервах. Не любит, когда я куда-то хожу без него, делаю что-то или расстраиваюсь. Он постоянно следит, что я ем и пью.
Она шуршала страницами журнала.
— Кто-то же должен, дорогая. Я знаю, что бывает, если оставить тебя наедине с печеньем. И вином! Ты ведь не слишком много пьешь, верно?
От расстройства у меня закололо в подушечках пальцев. Мама изо всех сил старалась спустить на тормозах важный для меня разговор.
— Нет, конечно. Просто… теперь я не зарабатываю. Приходится просить деньги у него, а я этого терпеть не могу. Получается, что я никуда не могу пойти, не спросив его разрешения. А я там совсем одна.
Мама вздохнула:
— Я же говорила: не надо покупать тот дом.
Старое доброе «я же говорила» — можно ли придумать что-то более бесполезное, когда ты и сама признаешь, что ошиблась, и просишь о помощи?
— Говорила. Довольна, что оказалась права? — ответила я резко, и она посмотрела на меня.
— Дорогая, кажется, ты устала. Может, ляжешь спать пораньше?
— Я не устала. Я пытаюсь поговорить с тобой, а ты просто… избегаешь меня.
По удивленному выражению ее глаз я поняла, что она сама понятия не имела, что ведет себя именно так. Себе-то она казалась прекрасной, благожелательной, щедрой матерью.
— Я не избегаю. Что ты хочешь мне сказать? Что тебе нужны собственные деньги? Ты всегда можешь вернуться на работу после родов. Ездить в город.
Но вернуться я не могла, о чем мама и не догадывалась. Придется искать новую работу, объясняться на собеседовании, с чего это я бросила неплохое место, а потом, скрестив пальцы, надеяться на приличную рекомендацию от прежней начальницы, Дафны, которая наверняка наслышана о той истории со мной и Дэмьеном. Как-то ухитряться работать с младенцем на руках.
— Наверное…
Хотя, стоит мне это предложить, Ник посмотрит на меня с обычным печально-озадаченным видом: мы же переехали сюда ради тебя!»
— …Мне очень одиноко. Вокруг нет абсолютно ничего. Насчет этого ты была права. И поехать куда-нибудь днем я не могу. Мне нужна своя машина, но Ник говорит, что это плохо для экологии.
К тому же у нас появилась новая соседка, решившая разрушить мою жизнь. Когда я уезжала, Нора, как всегда, дежурила у окна своей гостиной. Странно, что раньше меня это не пугало.
Мама кивнула:
— Да, эта дилемма мучает всех нас,