Книга Граф Суворов, том 5 - Иван Шаман

наконец начало что-то происходить и мне категорически нельзя было терять концентрацию.

Кучкование по кружкам произошло где-то в районе трех ночи, когда старшее поколение отправилось на покой, младшее уехало гулять по Тифлису, а я остался с мужчинами лет тридцати-сорока, которые поделились на небольшие группы. Кто-то играл в нарды, и один раз взглянув на них я понял, что это искусство будет не хуже шахмат. Другие раскинули карты, и я провел пару раундов, оставшись при своих. Третьи просто разговаривали и пили.

Я решил держаться между первой и третьей категорией. Увести меня не пытались, разговоры не прекращали, и вскоре я уже так закрутился, что успел пообщаться кажется со всеми в зале. И настроение оценив, и свои доводы предоставив. Речь мне толкнуть так и не удалось, но я за это был даже благодарен, ведь выяснилось, что как бы мы не готовились с Багратионом, с темой не угадали.

Утверждение что в клубе собираются меньшевики, оказалось вполне верным. Вот только общее настроение оказалось не тем, что полагал Константин. В целом позицию социал-демократов можно было оценить как умеренно негативную, но выраженную в первую очередь не к Багратиону, и даже не к императору, а к системе в целом.

Пообщавшись с одним из «старейшин» Карло, оставшимся в клубе на правах старшего, я с удивлением узнал, что в молодость свою он был террористом, реакционером и революционером, поднимавших на бунт народные массы. Им даже удалось отстранить от власти предков Константина, в 15х годах прошлого века. Но когда «лежащие на сене собаки» превратились в охранников государя, обретя силу через единение с резонансом, позиция меньшевиков Закавказья изменилась.

А позднее, уже в тридцатых-сороковых, вслед за технической революцией, устроенной центральной властью, крестьянам и рабочим были даны все права и вольности, которых они так долго требовали. Коммунизм в России не наступил, ну так социал-демократы его никогда и не придерживались, считая ультралевым политическим движением. Крайним и опасным даже для них.

В результате появившаяся формула «кровь за власть» когда не служившие в армии, и не принимавшие в боях участия, не имели права на правление, устроила всех, или почти всех. Одарен, хочешь силы и власти? Добро пожаловать на передовую, с риском для жизни и высокими шансами стать калекой. Не хочешь рисковать своей шкурой? Сиди дома и торгуй булочками.

Аргумент, что политика — это не поле боя, а прошедшие военные действия люди с ПТСР могут во власти быть опаснее чем с оружием на фронте, никого кажется не волновал. Тем более что почти все ведомства делились на военные и гражданские, если не по наименованию, то по факту. В том же министерстве просвещения было два крупнейших направления, одно из которых курировало кадетские училища и военные академии, а второе – общеобразовательные учреждения.

Хотя мне в целом общая милитаристская парадигма развития государства не очень нравилась, но я прекрасно понимал, что в этом мире по-другому быть просто не могло. Здесь нет ядерного оружия и прецендентов его применения против захватчиков. Нет фактора всеобщего сдерживания, а потому войны идут постоянно.

Но эта четкая, казалось бы, формула была нарушена. И не кем-нибудь, а императорским родом. Родила царица в ночь – овощ. И будто этого было мало, спустя всего несколько лет начались странные уступки на границе, деньги пошли из бюджета непонятным организациям, повысили налоги… в результате прошедших пятнадцати лет вполне хватило, чтобы вымершие объединения снова начали поднимать голову.

— Но теперь то царь новый. — хмыкнул я. — Грозный император полный сил.

— Сестра его до сих пор жива. Да еще и половину шавок с собой утянула. — покачал головой Карло. — Как же он сил полный, если даже страну в кулаке удержать не может? Нет, генацвале, пока бунт не подавит, его никто не станет всерьез воспринимать.

— Спасибо, уважаемый, за мудрые слова. — улыбнувшись поклонился я. — Да только нам, молодёжи, большая политика всегда мало интересна была. Царь где-то там, далеко, за тысячами километров. А мы с вами здесь. И силы, слава богам, у нас свои есть, не такие большие да порядочные.

— Это век назад он далеко был. — усмехнулся долгожитель. — А сейчас в пяти часах лету. Черноморский флот, с Крымской и Новороссийской эскадрами – в десяти минутах. Нет молодёжь, сейчас все иначе.

Пообщавшись еще немного со стариками, я перебрался к более голосистой и громкой группе мужчин, но выяснилось, что они с азартом комментируют бои в резонансных доспехах без применения конструктов. Взглянув через плечо одного из болельщиков, я с удивлением несколько секунд наблюдал за обычной, весьма вяленькой дракой, после чего лишь покачал головой.

— Подобное развлечение вам не по нарву, барон? — обратился ко мне малознакомый мужчина, которого я кажется видел пару раз за сегодня, но вспомнить имя затруднялся.

— Драться в доспехах без конструктов, все равно что ласкать девушку, стоящую за стеклом. — пожал я плечами. — Они же для того и придуманы, чтобы гасить проявления резонанса и выдерживать прямые попадания пресса. Хотя, нужно признать, и клинки и серпы сталь вскрывают с одинаковой легкостью.

— Если не встречают на пути такие же конструкты. — усмехнувшись заметил собеседник. — Слышал вы передали сейму двадцать османских пленных.

— Чуть больше, и это если считать только старший офицерский состав. — ответил я, не уловив в вопросе подвоха. — А с обычными бойцами и техниками будет под пять сотен. Надеюсь только, что у князя хватит мудрости и влияния обменять их на наших ребят удерживаемых в османском плену. Это единственная причина, по которой они еще живы.

— А мы то спорили, что это, миролюбие или благородство, а оказалось – лишь строгий расчет. — усмехнулся собеседник. — Разрешите представиться, Вахтанг Георгадзе, капитан первого ранга и командующий корвета «Мусават».

— Александр Арылахский, командующий фрегата «Гнев». — ответил я, пожав протянутую ладонь. Хватка Вахтанга оказалась стальной, но при этом довольно сдержанной. Правда и моя ладонь слабостью не страдала, упражнения с саблей и кортиком подобного не позволяли.

— Гнев? Решили откреститься от Аллаха? — с улыбкой проговорил Георгадзе, но я заметил в его глазах искорку гнева.

— Не дело русскому фрегату носить исламское имя, даже если он был построен на протестантских верфях, за католические деньги по правоверному заказу. — улыбнулся в ответ я, и собеседник, не выдержав засмеялся.

— Вы все верно говорите, Александр, мог же я называть вас по имени? — уточнил мужчина, и