Книга Обыкновенная семейная сцена - Максим Юрьевич Шелехов

выходил из себя: я ужасно спешил и волновался, как будто решалась моя участь, как будто я торопился пропасть. Отбежав от подъезда, на такое расстояние, чтобы были доступны для обозрения все окна вплоть до самой крыши, потому, что я не знал этажа, на котором расположена ее квартира, я принялся всматриваться: может быть, где-то покажется ее силуэт. На улице еще было видно. Я по нескольку раз заглянул в каждое окно, но так и не обнаружил того, кого жаждал увидеть. Вновь бросился к подъезду и принялся тарабанить; к счастью, мне никто не открыл. Я решил ждать возле подъезда, когда-то должен был выйти или войти какой-нибудь житель. Время ожидания я провел, ломая себе от нетерпения руки и до крови искусав нижнюю губу. Наконец, вышел какой-то парнишка, я влетел в подъезд и только тут образумился. Разве мог я так скомпрометировать молодую незамужнюю девушку, справляясь у ее соседей о ее месте жительстве в девятом вечернем часу?

Не помню, как я добрался домой. Тоня нашла, что на мне лица не было. Не раздеваясь и почти не замечая своей жены, я бросился на постель, зарывши голову в подушку, ожидая, что вот-вот сойду с ума, если срочно не засну, или сделаю дома историю, что было бы, по моему тогдашнему, надо признать, справедливому уверению, еще хуже. Тоня, хоть была удивлена, не стала меня трогать, решив, что я, изменив себе, на этот раз выпил лишнего. Она просто предпочла не ложиться в эту ночь со мной в одну постель. Странно, несмотря на бурю новых для меня впечатлений, я почти мгновенно заснул. Сон, как и должно то было статься, подействовал на меня отрезвляюще. Все вчерашнее, по пробуждении, показалось мне безумием. Я не стал разуверять Тоню в ее подозрении, и даже сам про себя, до того дошло, стал грешить на алкоголь, воссоздавая в памяти вчерашнее свое приключение. Образ Милы, однако, в моем подсознании продолжал выплывать в самом привлекательном виде, и я ничего не мог поделать с этим. Взгляд на жену и само ее присутствие в совокупности с регулярно выплывающим этим образом возмущал мою душу, и краска стыда покрывала мне лицо. Тоня заметила, что я не на шутку расстроен, решила, что я корю себя за вчерашнюю неумеренность в алкоголе и, сменив гнев на милость, поспешила меня утешить. Во все выходные она была со мной ласкова и обходительна. Я, натурально ошарашенный обнаружившейся вдруг во мне предрасположенностью к измене, испытывал, вероятно, то чувство, которое должен испытывать потенциальный преступник, волею обстоятельств не довершивший своего преступления, но сделавший первый шаг и уже слишком в чем-то замешанный. Я как будто заранее уже в чем-то раскаивался, под натиском непреодолимого предчувствия. То же предчувствие побуждало меня быть нежнее обыкновенного с Тоней, быть исключительно предупредительным с ней. Может быть, так ведет себя и убийца со своею жертвой накануне преступления. В таком настроении провел я субботу. В воскресенье мы втроем, вместе с Сонечкой, съездили на пруд, где поудили рыбу, сварили уху. К вечеру я уже чувствовал себя достаточно успокоившимся и на пятничное свое происшествие смотрел почти, как на сон, как на небылицу. Почти. Располагая теперь стойкостью, кое-какой, и уверенностью, некоторой, мне представлялось, что я смогу противостоять соблазну, но, наряду с тем, также чувствовалось, что для подстраховки, хотя на пару дней, не лишним будет мне изолироваться. И в понедельник я проснулся уже с твердым намерением какое-то время избегать встречи с Милой. Но, как выяснилось, мало было этого. Молва шла впереди наших отношений. Вероятно, колкий и мстительный Дегтярев разнес фальшивый слух, а может, еще за столом на корпоративе та связь, что уже существовала между мной и Милой, то, что только ощущали мы, другие уже видели. Люди всегда бдительны… Люди… Как бы там ни было, но с самого утра в понедельник я начал наблюдать особенное расположение ко мне со стороны коллег, какую-то новую и общую черту во взглядах, направленных в мою сторону. Точно я был именинником, или… Не так давно Эдуард Владимирович, наш мэр, купил себе новую машину, BMW. Он давно мечтал о такой, еще в бытность замом. Он пытался утаить некоторое время свою покупку и ездил на стареньком Volkswagen, а все только и ждали случая его поздравить. Все уже знали обо всем и ходили вокруг да около с таинственной улыбочкой на устах, приготовившись, и заглядывали ему в глаза, так точно, как мне теперь заглядывали. Говорили ему, что он повеселел, преобразился, задавали вопросы двусмысленные, так точно, как теперь мне. Да, было очень похоже. В моем присутствии вдруг много стали говорить о Миле, как бы невзначай, говорили какая она замечательная и милая, и я, внутренне возмущаясь, однако, ловил себя на чувстве, что мне это слышать о ней приятно. Моя стойкость во мне таяла. Я больше прежнего теперь боялся очутиться наедине с Милой и в то же время хотя бы мельком ее увидеть, только услышать ее голос сделалось для меня потребностью, и если она долго не заходила к нам в кабинет, по какому-нибудь вопросу или делу, я чуть не впадал в отчаяние. Затем она появлялась, и я с головой зарывался в бумаги. Так прошла для меня еще одна рабочая неделя. Далее следовали долгие и мучительные выходные. И вот наступил понедельник, в который она не была в нашем кабинете ни разу. По окончании рабочего дня, ровно в пять вечера, я уже дежурил на улице. Если бы она сейчас вышла, не знаю точно, что бы я делал. Подозреваю, что не бросился бы ей навстречу. Может быть, сухо поздоровался бы, и отвернулся, и все с тем. Так зачем же я караулил Милу? – спросишь ты. Не знаю, Мить, не знаю, я до сих пор не умею объяснить, что такое со мной тогда делалось. Мне хотелось ее увидеть, мне требовалось ее тогда увидеть. Требовалось. Просто увидеть. Просто ли? Пустое; я ждал ее. Люди выходили, но ее не было. Вот уже почти весь отдел ее разошелся, на часах половина шестого, где Мила? Мне вдруг сделалось так тоскливо, до тошноты, и я почувствовал, что способен в этот день наделать глупостей. Вышла Софья Родионовна, начальница отдела, в котором работала Мила. Я с нею был в хороших отношениях. Она поинтересовалась в шуточной форме, не позабыл ли я дорогу домой. Постаравшись принять как можно более непринужденный вид, сколько хватило на то способности, я отвечал, что ищу в ее персоне попутчика. Она ответила,