Книга Отбор для невидимки - Дарья Вознесенская

Все-таки первое…

В доме, как ни странно, царила деловитая суета. И мое отсутствие никто не заметил. Восемь невест, не угодивших своими «мероприятиями» или поведением, уезжали прочь. Причем некоторые из них с явным облегчением. И я отметила, что все «отказники» так или иначе упоминались мной в негативном ключе. Значило ли это, что вэй-ган прислушивался к моему мнению? Или же он просто присмотрелся к девицам и тоже счел их неподходящими?

Не знаю.

И не собиралась узнавать.

Как и прежде я решила, что самое безопасное — отстраниться и смотреть на все со стороны, без лишних рефлексий. Ведь что бы я ни думала о происходящем, оно… происходило. И как-то без особого моего вмешательства. В том смысле что я, конечно, выполняла свои обязанности, а слуги, которых никто не уведомил, кто я такая — как и управляющего — продолжали мне подчиняться.

Но вот все, кто имел какое-то отношение к той ночи или уже новых обстоятельствах, вели себя по-другому.

Вэй-ган меня игнорировал. В прямом смысле — он каждый раз, когда я попадалась ему на пути — а было это довольно редко — отворачивался. А если не отворачивался, смотрел на меня так странно, будто пытался решить, действительно ли я имею права передвигаться по дому или стоит вызвать неотложку. Всем.

Меня вполне устраивала такая его политика. Потому как никакого другого отношения я от него не желала.

Стражи, напротив, проявляли нешуточный интерес. Только я готова была взвыть от этого интереса уже на первые сутки.

Их никто, похоже, не учил быть неприметными соглядатаями- нет, они откровенно следили за мной по очереди, тщательно анализируя, чем я все-таки занимаюсь. И пытаясь понять, действительно ли я так безобидна, как заявила. И не отличаюсь ли чем-нибудь от остальных… Дай им волю меня бы раздели и ощупали… но, надеюсь, у кое-кого остались зачатки здравого смысла и благородства.

Голы повадились обращаться ко мне по поводу и без. Со странными вопросами и просьбами рассудить — чего они никогда не делали. Естественно, я понимала, что это все ради того, чтобы я почувствовала себя нужной и была благодарна маленьким человечкам.

Но напряжение от этого не становилось меньше.

Как и от того, что замок явно сердился. И вскоре стражи — надеюсь и сам вэй-ган — передвигались предельно осторожно, чтобы не провалиться в неожиданную трещину и не получить по лицу внезапно распахнувшейся рамой.

В первый день после ночных разговоров я ходила как пришибленная, и меня хватило лишь на письмо мэсси Алин — срочное, за которое я заплатила столько, сколько зарабатывала за две десятницы. На день второй я уговаривала себя, что всё лучше, чем сидеть в тюрьме. Но дальше… Я прям физически чувствовала, как натягиваются мои нервы.

И, конечно, за этим не мог не последовать взрыв. Потому что всеобщее замалчивание, внимательные взгляды и неопределенность расшатали мое выработанное спокойствие похуже всякого ПМС.

Последней каплей стал вэй Янгарелл, который возник у меня за спиной, когда я открыла кладовую с посудой и столовыми приборами, решив заменить тяжеловесный фарфор с позолотой и толстым орнаментом на более тонкий, с легкими голубыми узорами, и добавить белые скатерти…

Недобро уставилась на мужчину:

— Что вы здесь делаете? Проверяете, не засовываю ли я в лиф подносы? Или достаточно ли бережно я обращаюсь с иномирной посудой? Это же… не возможно в такой обстановке жить и работать!

Я сорвала фартук и швырнула его практически в лицо опешившему от моей вспышки вэю. А ведь это был серьезный проступок со стороны служанки… но сколько можно уже!

И решительно вышла из помещений для хранения едва не заорав:

— Ярон!

— Мара? — сморщенный человечек появился моментально.

— Проводи меня к вэй-гану…

— Может не…

— Да! Или я сама его разыщу!

— Он в библиотеке… — буркнул гол.

— Прекр-расно… — прорычала и пошла туда так быстро и, похоже, с таким выражением лица, что пара вэй, попавшихся у меня на пути, отшатнулись.

Я распахнула дверь и с непочтительным грохотом захлопнула её за спиной. А потом прошествовала к дивану, на котором с комфортом и книгами устроился Эрендарелл.

— Мэсси Шайн? — он нахмурился и поднял голову. — Что…

— Я хочу уволиться!

41

Надо сказать, что кто в этом мире и питает страсть к театральным эффектам, так это замок.

Потому что мои громкие и уверенные слова он сопроводил громким «ба-бах» из нескольких камней упавших на пол камней… Видимо понял, что фартуков на этих благородных не напасешься.

Ох, голы меня прибьют — надеюсь не из стен их взял? Или хотя бы не из центральных?

Я успокаивающе погладила колонну и повторила изумленному подобным поведением родового поместья вэй-гану:

— Я хочу уйти со своей должности!

— И куда вы пойдете? — прищурил он свои мохнатые веки, вставая. Подавить опять решил? Ну-ну. Думает, мне после всех этих угроз страшно?

— Куда-нибудь. Уверена, что во многих домах будут рады видеть ту, что продержалась в Эрендоре так долго.

— И не была сожрана Чудовищем? — прорычал, стискивая свои кулачищи.

— Это вы сказали, не я.

— Что, будете размахивать фальшивым патентом?

Я отшатнулась, как от пощечины. Но нашла в себе силы гордо задрать подбородок еще выше. И тоже прищурилась:

— Нет. Настоящими рекомендациями. Если в вас осталось благородство, вы мне их дадите. Потому что я отличная домоправительница, и вы это знаете!

— Так зачем мне тогда отпускать…отличную домоправительницу?

— Может затем, что мне совершенно не хочется больше работать в таких условиях?

— И чем вас условия-то не устраивают?

— Издеваетесь?! Может для вас нормально угрожать пытками… окружающим вас людям, а для меня это не приемлемо! Как и то, что ваши друзья ходят за мной по пятам и пересчитывают столовое серебро! — мой голос уже прерывался от подступивших злых слез. — Вы считаете, что непонимание, проснусь ли я завтра в отведенной мне комнате или в темнице делает меня довольной жизнью? Или тот факт, что ни одни — ни один из вас, что так любезно улыбались и даже предлагали более близкие отношения не попытался понять, каково мне, одной, в этом мире, в котором я не родилась! Я уж не говорю о том, чтобы помочь найти выход отсюда! Нет, вы можете только воротить нос и обливать презрением… Единственные, кто остался верен своим симпатиям — это стены и голы, но мне-то приходится жить еще и среди других людей… и я больше не хочу!

Последнее я почти прорычала. И как это часто бывает, за резким всплеском возбуждения приходит апатия. Я судорожно вздохнула и отступила, не глядя на мужчину.