Книга Три мужа и ротвейлер - Наталья Александрова

Дама не ответила, продолжая изучать меня внимательнымвзглядом, глаза ее проникали прямо в душу. И тогда я вызвала в памяти нашеутреннее общение с Эриком.

Я так ясно представила то, чем мы занимались сегодня утром,что мне самой захотелось немедленно оказаться рядом с Эриком и чтобы не былоникаких бандитов и злодеек в рыжем парике… В общем, я действовала по методуВалентина Сергеевича, считая, что раз он без всякого препарата сумел заморочитьголову злодейке А. Р., то я уж как-нибудь тоже сумею это сделать.

Очевидно, Валентин Сергеевич знал, что когда человекпредставляет мысленно эротические картины, то больше уже ни о чем не думает. Вовсяком случае дама выглядела несколько разочарованной. Я еще поддала жару, тоесть представила, как Эрик придет сегодня вечером, а я уже буду его ждать втаком шелковом, черном, кружевном… Это неважно, что у меня ничего такого нет,главное — представить…

Не знаю, что моя злодейка ожидала найти в моей несчастнойголове, но тут дверь ванной отворилась и появился Гораций, очень грозный ирешительно настроенный. Я сделала вид, что очнулась и бросилась к ротвейлеру, амнимая соседка, покинула нашу квартиру, бормоча извинения. Я от всей душинадеялась, что в моих мыслях она прочла то, что ей было нужно, — то естьто, что Эрик ни о чем мне не рассказывает; я — обычная женщина, и связывает насс ним только секс.

После ее ухода я тщательно осмотрела дверь ванной. Горацийее не сломал, он как-то умудрился открыть задвижку, которая располагаласьснаружи. Это Олег по моей просьбе поставил ее в свое время, чтобы я моглазапирать там собаку. Спрашивается, для чего задвижка снаружи, если песоткрывает ее изнутри? И как он это делает?

* * *

Александра Петровна Романцова вышла от соседки успокоенная.Глупая баба, влюбилась в белобрысого немца, как кошка, больше ни о чем думатьне может. Но он-то каков! А с виду и не скажешь… Она поднялась по лестнице нашестой этаж и открыла дверь квартиры своим ключом, то есть ключом хозяйки.М-да-а, где теперь хозяйка квартиры?

Александра Петровна предпочитала об этом не знать и вообщене думать. Это — задача Вити. Тогда, перед началом операции, она заикнуласьбыло о том, что женщину убивать вовсе необязательно, что вполне можно подержатьгде-нибудь неделю на наркотиках, а потом вернуть в Сосновку на ту же скамейку.

И даже если она и станет потом рассказывать, что ее похитилии что она пропадала где-то неделю и ничего не помнит, все равно ей никто неповерит, да и слушать ее никто не будет. Витя выслушал Романцову хмуро ипосмотрел с презрением.

— Я в твои дела не лезу, — угрюмо проговорилон. — Что там ты у людей в голове делаешь — твоя забота. Главное —результат. Так и тут: не вмешивайся, не суйся с советами. В таких делах я лучшеразбираюсь. И будет лучше, если бабу эту ликвидировать, возни меньше.

— А я, по-твоему, просто так, что ли,интересуюсь? — вскипела Романцова. — А если труп найдут, пока я в тойквартире буду находиться?

— Не найдут, — усмехнулся Витя, ощерив желтыезубы, — за это не беспокойся.

Александра Петровна только вздохнула: ничего не оставалосьделать, как довериться Вите, в таких вопросах он был специалист.

И в одно прекрасное утро она надела рыжий парик иголландское пальто и стала ждать звонка по мобильному телефону,удостоверившись, что Мария Николаевна Амелина вышла на свою обычную утреннююпрогулку в Сосновский парк.

Сейчас, войдя в комнату, Романцова встретила Витинвопросительный взгляд.

— Ну, что там?

— Нормально все, она ни о чем таком не знает. Немец неговорит ей, что у него в последнее время с головкой неладно.

— А где он был прошлой ночью? — не успокаивалсяВитя. — Почему дома не ночевал?

— Откуда я знаю! — разозлилась Романцова. —Нужно было лучше за ним следить, не упускать из виду…

— Ну ладно, — Витя пошел на попятный, потомпродолжил:

— Андрей звонил, ему девчонка сообщила, что деньгизавтра придут.

— Она его не заподозрила? — встревожиласьРоманцова.. — Слишком откровенно он себя ведет.

— Видно, крепко девочку зацепило, — усмехнулсяВитя, — серьезные отношения у них, раз служебные тайны она выбалтывает;

А ты что — ревнуешь, что ли?

— Отстань ты, — всерьез разозлиласьРоманцова. — И что ты вообще тут делаешь?

Тебе больше заняться нечем?

— Есть чем. — Он не спеша поднялся и посмотрел нанее сузившимися глазами. — Дел у меня много, ведь, судя по всему,наконец-то наступает решающая фаза операции. Так что я пойду, пожалуй. А ты ужсиди тут до вечера, когда немца окончательно обработать нужно будет.

Романцова постаралась скрыть охвативший ее озноб: ей былострашно оставаться одной в этой квартире, казалось, что стены давят и вещипытаются изгнать самозванку. Разумеется, это все ей кажется, нервы, нервы…

И еще она боялась, что кто-нибудь придет и спросит Амелину.Можно не открывать дверь на звонки, хотя Витя по ее просьбе переклеилфотографию в паспорте Амелиной на ее собственную, так что если бы пришел,допустим, почтальон, или проверяющий электроэнергию и спросили бы документы, уАлександры Петровны есть что им предъявить. Но лучше этого не делать, лучшевообще как можно быстрее убраться из этой квартиры подальше.

Ничего, сегодня последний вечер она будет находиться в этойквартире. Придется, правда, заночевать здесь, чтобы завтра утром закрепитьдостигнутые вечером результаты.

Что ж, надо мобилизоваться, дело, конечно, сопряжено сриском, но того стоит.

Романцова тщательно заперла за Витей двери, обвеларассеянным взглядом прихожую и направилась было в комнату, как вдруг зазвонилтелефон. В тишине пустой квартиры звонок раздался резко и недобро.

Романцова вздрогнула, помедлила немного и усилием волизаставила себя уйти в комнату. Телефон еще долго звонил, потом замолк. На часахбыло полдвенадцатого. Еще шесть часов до прихода Эрика, а там нужно будетмаксимально сосредоточиться и работать. На карту поставлено все.

Она походила бесцельно по комнатам, в этой квартире ейрешительно нечего было делать. Все здесь было чужое: вещи, книги, посуда.Прикасаться ни к чему не хотелось, однако она решила выпить чаю, чтобыуспокоиться, потому что во рту стоял привкус жженой кости, очевидно, отдрянного кофе, который она выпила в квартире у той бабы, знакомой немца. Насамом деле кофе был обычный, неплохой даже, но Александре Петровне легче былогрешить на кофе, чем признаться себе, что организм ее непоправимо разрушается,что пропажа аппетита и мерзкий привкус во рту связан с передозировкой препаратаВ-17.

Телефон в прихожей зазвонил снова, он трезвонил и трезвонил,пока она сидела на диване, прижав ладони к вискам, потому что от звонков у неесильно разболелась голова.