Книга Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг

– Смотри, – он показывает на фонтан Баркачча, который стоит у подножия лестницы. Я хочу снова взять его за руку, но замечаю, как красивая длинноволосая итальянка с пышными формами соблазнительно подмигивает ему. На ней короткая юбка и блузка с большим вырезом, во мне все сжимается. От ревности меня бросает в пот, и я демонстративно беру Оскара за руку. Она будто спрашивает взглядом, что такой красавчик, как Оскар, делает с такой тощей, с маленькой грудью девчонкой. Может, я просто читаю на ее лице вопрос, который задаю себе каждый день. Она сканирует меня взглядом с ног до головы, а затем отворачивается.

– Дрянь, – бормочу я.

– Что? – смеясь, спрашивает Оскар и останавливается.

– Я… ничего, – заикаюсь я.

– Ты сказала «дрянь»?

– Да, сказала, – признаюсь я, – но мне хотелось произнести это лишь в мыслях.

– Кто дрянь? – он смотрит на меня с ухмылкой. – Та, что прошла мимо нас? Которая в юбке?

– Именно она, – гневно отвечаю я. – Эта сисястая.

Он смеется, кладет мне руку на плечо и подталкивает к фонтану. И я даже не знаю, что меня злит: то, что он смеется, или то, что он сразу же понял, о ком идет речь. Мне бы хотелось, чтобы он просто не заметил ее. Чтобы смотрел только на меня. Но ни один мужчина не пропустит такую женщину. Точно не Оскар.

Замкнутый круг

Четверть часа спустя мы стоим спиной к фонтану Треви, делаем замах и бросаем за спину монетки. Я представляю, как они в замедленной съемке летят и вращаются в воздухе. Когда мои пальцы отпускают цент, я крепко зажмуриваю глаза и загадываю желание, чтобы следующие дни прошли так же прекрасно, как эти. Я загадываю, чтобы мы с Оскаром разговаривали подолгу, смеялись и смотрели на звезды. И чтобы как можно чаще целовались. Желаю, чтобы мрачные мысли не лезли наружу и чтобы их осветило солнце и мои чувства. И еще желаю, чтобы все эти воспоминания, которые я пытаюсь сохранить в памяти, позволили мне умереть счастливой.

Я желаю себе улыбаться и чтобы при последнем вздохе в моей голове были только светлые мысли. Я надеюсь, это будет лицо Оскара. И, помимо всего прочего, представляю, как обнаженный Оскар лежит на мне, не отрываясь смотрит мне в глаза, а его руки гладят мое тело. Я загадываю, чтобы мы успели переспать, пока не стало слишком поздно, хотя даже не верится, что такое вообще может произойти. Я могу падать в обмороки при Оскаре, могу быть самой собой, но не могу при нем раздеться. И даже представить не могу, что у меня получится переступить через себя. Это так сложно. Этот страх и шрам. Я хочу, чтобы Оскар касался меня. Везде. Даже там, где никто до него. Но совершенно не важно, как сильно я хочу почувствовать его руки на своем теле, как сильно хочу его, если не могу открыться ему. Я не девочка со шрамом. Не та, у которой торчат кости и маленькая попа. По крайней мере, я не хочу быть такой. Но ничего не изменится, пока я прячусь в ее шкуре. И от одних только мыслей о том, что он видит меня голой, накатывают слезы.

– Пойдем, сделаем фото! – говорит Оскар и тянет меня к себе. Я щурюсь от яркого солнца, пока он вытягивает руку и настраивает телефон. – Ты плачешь?

– Нет, просто солнце светит в глаза, – обманываю я его.

Он целует меня в щеку, а затем показывает головой на объектив камеры.

– Улыбочку, Креветка.

От его мягкого голоса уголки губ сами тянутся вверх. Оскар делает фото, потом еще одно. Перед тем, как сделать третье, он поворачивается ко мне и целует меня. Я чувствую его губы на своих и забываю обо всем: о женщине в юбке, о смерти и даже о шраме. Все становится неважным. Внезапно остаются лишь только наши языки и наши губы, и этот момент в свете вечернего солнца. В эту секунду я понимаю, что в объятиях Оскара не замечаю ничего вокруг. Я могу просто существовать. Прекратить думать. Прекратить бояться. Когда он меня целует, мир останавливается. Наверное, я смогла бы и раздеться перед ним. Кто знает, может, это и случится. В какой-то степени я уже оголилась перед ним.

Его губы покидают мои.

– Какая песня подходит к этому мгновению? – хриплым голосом шепчет он.

– Та, что играла в машине, когда ты сказал мне, что мы уже в Италии, – отвечаю я едва слышно. – Не знаю, как она называется…

Он задумывается, а потом отвечает:

– Мне кажется, ты имеешь в виду «High Hopes» группы Kodaline. – Оскар ухмыляется. – Ты права, она идеально подходит.

Мы разворачиваемся и разглядываем сверкающие монетки. Фонтан такой огромный, что занимает всю площадь. Он похож на театральную постановку, и белизна статуй подсвечивается желтоватыми прожекторами. Цвет воды напоминает мне южные моря, и теплый ветер хорошо подходит к этой атмосфере. Мы рассматриваем каменные бюсты, которые при таком свете кажутся живыми. От такого вида захватывает дыхание, я даже начинаю верить в Бога. Мой взгляд направляется к Оскару, затем переходит на парочки, сидящие на парапете фонтана. И мы одна из них.

Не могу сказать, как долго мы уже сидим на Испанской лестнице и разговариваем. Мы говорим и смеемся, и все так прекрасно, что я даже не замечаю, как на улице темнеет. Ночное небо лежит над крышами Рима как черное одеяло.

Оскар достает телефон из сумки.

– Вау! – удивленно восклицает он и смотрит на меня большими глазами. – Знаешь, который час?

– Без понятия.

– Уже десятый час.

– Что?! – шокированно спрашиваю я и забираю у него телефон. Действительно, 21:12. – Теперь понятно, почему я так хочу есть.

– Да, я тоже, – отвечает Оскар и сжимает мою руку. – Чего бы тебе хотелось?

– Мы можем сделать сэндвичи на крыше авто, – говорю я и смотрю на него. – Если мы на обратном пути найдем открытый магазин, – я облизываю губы, – я бы с удовольствием поела с тобой под открытым небом.

– Неплохо, – он встает и поднимает меня.

Фонари с завитушками окунают город в мягкий свет, а в воздухе витает летнее тепло, когда мы направляемся к машине. Бесчисленные ларечки усыпали путь. Набитые сувенирами, украшениями и открытками, они притягивают туристов. И я останавливаюсь, разглядывая мелочовку и всякий хлам, потому что мне хочется оставить что-нибудь на память об этом дне. Как будто с помощью вещи я смогу навсегда сохранить эти чувства. И в тот момент, когда я собираюсь сказать, что покупать что-либо на память в моем случае бесполезно, мои глаза во всем этом беспорядке находят цепочку. Она состоит из двух тонких серебряных ленточек, соединенных между собой изящным кружочком. На белом фоне написано «Сестры навеки». Не раздумывая, я хватаю ее и протягиваю продавцу.

– Сколько стоит? – спрашиваю я по-итальянски.

Вокруг глаз продавца появляются морщинки.

– Тридцать пять евро.