Книга Любовь с первого лайка - Ханна Оренстейн

От звука его голоса у меня начинает колотиться сердце.

– Эй, ты проснулась? – спрашивает он.

– Ага, – отвечаю я и сажусь.

Я не могу сразу прямо на него посмотреть. Я провожу пальцами под глазами, чтобы стереть темные следы косметики, которые точно образовались за ночь. Мне неловко: я не только вся мятая и грязная, по утрам у меня еще и изо рта пахнет не розами, и есть подозрение, что волосы у меня спутались самым неэротичным образом. Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к Раджу с выражением лица, как бы говорящим: привет, надеюсь, ты помнишь, что обычно я выгляжу более привлекательно, чем сейчас. Потому что мне вдруг оказывается не все равно.

– Я выключил Нетфликс после четвертой серии, – говорит он.

– Прости, что я на тебе уснула, – говорю я.

– Не бери в голову, – отвечает он.

У него на щеке выпавшая ресница, и, не успев подумать, что делаю, я ее смахиваю.

– Ресница, – объясняю я.

Он смотрит в сторону и трет подбородок. Он улыбается, и я не знаю, что делать с этим знанием.

Прежде чем мозг нагонит тело, я прижимаюсь к Раджу, поворачиваю его за подбородок к себе и целую. Губы у него мягкие, он теплый. Я целую его еще, отчаянно желая от него чего-то большего – больше страсти, больше нежности, – но он замирает. Я отстраняюсь и отодвигаюсь.

– Черт, прости, – извиняюсь я. – Я не знаю, с чего решила, что ты этого хочешь – что у тебя такое настроение.

Я никогда не смущалась при Радже, но внезапно начинаю переживать, что меня слишком много во всех смыслах: я слишком беспорядочная, слишком импульсивная, слишком беспечна с его чувствами. Я чувствую тот же обрыв внутри, что ощущала всю весну и лето: будто я прыгнула с вышки, не посмотрев, есть ли внизу вода.

– Я… эээ… ты… – начинает Радж, но качает головой и умолкает, пытаясь собраться. Прочищает горло. – Я не хочу, чтобы ты считала, что что-то должна просто потому, что я остался у тебя.

– Я не считаю, что должна, совсем, – быстро отвечаю я.

Он сглатывает и тревожно на меня смотрит.

– Я не хочу быть тем парнем, который появляется, как только девушка остается одна, понимаешь? Я не поэтому здесь. Я пришел как друг. Правда.

– Как друг, – эхом отзываюсь я. – А.

– Я в том смысле, что… Элайза, – он проводит рукой по лицу и смотрит на меня с болью. – Слушай…

– Я не думаю, что с твоей стороны непорядочно сюда явиться, на всякий случай, – говорю я. – Вспомни, это я тебя пригласила. Я хотела, чтобы ты был тут. Я по-прежнему этого хочу.

– Правда, – соглашается он.

Он смотрит на мое колено, как будто думает, не положить ли на него руку, но сдерживается.

Я прикусываю губу и наматываю прядь волос на палец. Похоже, не имеет значения, сколько я практикуюсь, говоря с мужчинами о своих чувствах; легче не становится. Я понимаю, что, если скажу, что на самом деле думаю, я могу навсегда погубить нашу дружбу – а я сейчас не могу себе позволить потерять кого-то еще. Но, несмотря на то, что поставлено на карту, мне нужно знать, что он на самом деле чувствует.

– Ты не всегда хотел быть просто другом, да? – спрашиваю я.

Он замирает.

– Не буду врать, ты мне понравилась, – соглашается он. – Но ты была не свободна. И если нам не суждено было, ну, встречаться… тусить с тобой тоже отлично. Я бы идиотом был, если бы от этого отказался.

Я делаю глубокий вдох и беру себя в руки, чтобы быть с ним откровенной.

– Тогда вот что. Когда я тебя вчера пригласила зайти, я не ждала ничего за пределами дружбы. Вообще. Но когда ты остался… не знаю, я из-за этого увидела все в другом свете.

– В другом? – Он склоняет голову набок.

Господи, открытость – жуткая штука.

– Я хочу тебя поцеловать еще, если ты не против, – говорю я.

Я надеюсь, это прозвучало уверенно и сексуально, как будто я – женщина, которая знает, чего хочет, и не боится этого попросить. Но Радж не тянется меня поцеловать. Совсем. Вместо этого он колеблется и отодвигается вглубь дивана.

– Элайза, – мягко говорит он.

– Да?

– Я здесь, если я тебе нужен, – говорит он. – Но ты должна меня выбрать. По-настоящему. Я не просто парень про запас, на которого можно рассчитывать, когда тебе грустно. Нельзя меня целовать, потому что тебе одиноко после разрыва. Это нечестно, когда ты тусишь со мной в баре, только если тебе нечем больше заняться.

Я чувствую, как у меня от стыда загораются щеки. Я не могу поднять на него глаза. Первый мой порыв – выкрикнуть: «Я так не делаю!» – но я знаю, что это неправда. У меня такое чувство, что меня поймали голой и выставили напоказ. Я хочу сказать Раджу, что он заслуживает больше, чем быть моим вторым выбором, но внезапно у меня в горле появляется комок. Это я перешла черту, не мне перед ним плакать. Он слишком привык приходить на помощь; он, наверное, в итоге будет меня утешать. Опять.

– Понимаю, – говорю я, не поднимая глаз. – Понимаю. И прости меня.

– Не извиняйся, – говорит Радж, поднимаясь и потягиваясь. Он ерошит волосы. – Я всего лишь хочу сказать: если я тебе нравлюсь, обращайся со мной как будто я тебе нравлюсь.

Я тоже встаю. Я не знаю, куда смотреть, или куда деть руки, или что сказать, чтобы разрешить внезапное тяжелое напряжение между нами. Я кладу руки на бедра, думаю, что это выглядит слишком агрессивно, и опускаю их по швам.

– Я не хотела подавать противоречивые сигналы, – говорю я. – Но ты прав.

– Да, я знаю, – спокойно произносит он. – Не надо сейчас ничего решать. Но если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Он идет к двери и берется за ручку.

– Элайза? – говорит он, обернувшись. – Тебе надо замедлиться. Продышаться. Не спеши. Незачем спешить.

Я пытаюсь выдавить из себя улыбку. Хотела бы я, чтобы надо мной не висел дедлайн – тихий звук тикающих часов заглушает все остальные звуки. Остается только гадать: если бы не было причины завязывать мою личную жизнь аккуратным бантиком к октябрю, запала бы я на Раджа? Если на то пошло, мне бы вообще нужен был Блейк?

– Да, спешить незачем, – тихо говорю я. – Пока.

Он уходит. Щелкает, закрываясь, входная дверь. Я слушаю, как стихают на лестнице его шаги, когда он спускается и выходит из здания. Ушел. Я укладываюсь животом на диван, чувствуя тепло, оставшееся после Раджа, и утыкаюсь лицом в подушку.

Итак, все ясно: я облажалась. Я была права только в одном – все это время я нравилась Раджу. Я не придумывала искрившуюся между нами химию; я не бредила, ловя его ласковые взгляды. Но это не значит, что я имела право целовать его, как только почувствовала себя одинокой, запутавшейся – и как только мне стало удобно. Радж заслуживает большего, чем девушку, которая еще не забыла кого-то другого.