Книга Высшая степень обиды - Тамара Шатохина

Я спасался этими письмами, Зоя, каждую свободную минуту шел в свою каюту и писал, писал… Здесь только выжимки – совсем немного, но что-то я смог, наверное. Препарировал себя... обдумал и проанализировал каждый поступок, каждый шаг, каждое слово – все, что привело к такому финалу. Попытался понять сам и постараюсь объяснить тебе.

И хорошо, что ты сожгла то письмо. Там была сплошная паника и вопли – первый раз в жизни я сходил с ума от страха. А тебе нужна не истерика, а объяснения – спокойные и честные. И максимально подробные, потому что возвращаться для уточнений было бы не просто тяжело... Недоговоренностей остаться не должно.

И хорошо, что ты загнала меня в черный список, правильно удалила все свои аккаунты – все равно связно и верно объяснить что-то я смог бы только вот так – на бумаге, хорошенько обдумав. Потому что каждое слово сейчас важнее важного, а оратор из меня еще тот... А еще – просто не повернулся бы язык озвучить то, что я напишу сейчас. Прости меня за это, Зоя.

Для меня нет никого дороже тебя, и вообще никого нет, кроме тебя. И не будет – я это знаю. Но сейчас важнее – кто для тебя я? Нужен еще или нет? Сможешь ты или не сможешь перешагнуть через то, что увидела? И через то, что сейчас скажу. Все зависит от твоего решения. Потому что измена была, Зоя, она была. Но если есть для меня малейший, микроскопический шанс… просто дочитай до конца – я здесь попытаюсь объяснить. Не оправдаться, а именно объяснить – подробно, поэтапно, больно… мне и тебе тоже. Читать будет больно, писать – больнее в разы, поверь. Давай ты все-таки попробуешь?

Ты все еще здесь – со мной, Зойка моя?

Верю и не верю. Прислушиваюсь, будто спросил вслух и ты меня слышишь. Если еще читаешь, то это уже много – после слов, что измена была. Это уже шанс… Только дочитай на этот раз, прошу тебя – очень сильно прошу!

Все началось в отпуске, когда мы с мальчишками поехали поступать. Пашка обещал, и вдруг отпустили меня. Там были сплошные нервы, но все равно это был праздник – целый месяц свободы от службы, возможность отвлечься, пройти по всем любимым местам, увидеться с кем-то из друзей. Переживания за мальчишек, встречи с ними возле КПП – они в форме, смешные, а каждый пройденный экзамен для нас – праздник. Но ты знаешь – я звонил. Домой сорвался с фейерверками в голове! Наша с тобой общая радость, подъем какой-то душевный… мне трудно описать. Такая бездумная эйфория – не мое, а тут накатило. И многое стало видеться по-другому, более благостно, что ли? Или снисходительно.

Эта Сысоева… ее непревзойденная наглость с самого начала вызывала чувство сродни непонятному восхищению. Потому что наглость беспримерная и абсолютная – без краев и границ.

В июне мы проходили мед.комиссию всем экипажем и еще тогда она стала липнуть ко мне. Не понимала пресекающих взглядов, не слышала слов, а ей сказано было и не раз – и деликатно и резко… нужно было при всех и матом! И то… уверен – все равно божья роса в глаза, она непробиваема, непреклонна в своем движении к цели. Это даже вызывало что-то вроде странного уважения – такая тупая целеустремленность. Невозможно передать словами, Зоя.

Я уже забыл о ней, но когда вернулся, она снова замаячила. Не буду описывать каждый ее финт, но я сделал глупость – был в хорошем расположении духа и сдуру позволил себе понаблюдать этот театр абсурда. Глупо, по-идиотски, тупо, бессмысленно, но непреклонно она шла к своей цели – совершенно прозрачной и не нужной мне. Может сложиться впечатление, что мы пересекались каждый день – нет. Четыре раза за тот месяц. Я успевал подзабыть о ней и решить, что успокоилась, наконец, но нет… Такое впечатление, что она караулила на входе, жила у двери, будто знала о моих приходах.

В тот день мы с доктором пришли подписать экипажу выход. Поднимаясь по лестнице к Пашке, опять увидел ее впереди и понял, что все – хватит, надоело! И тут же решил – вот сейчас все и будет. Сейчас я опущу ее ниже ватерлинии, окуну в дерьмо по самые ушки. С такими, как она, нужно только так – мордой, потому что все остальное было уже испробовано и просто не воспринималось ею. Это я уже выяснил – наблюдал ее с почти научным интересом, как редкую зверушку. А не нужно было. Нельзя было ничего этого. Заложить ее Пашке – и все!

У меня не было тогда четкого сценария, а был такой… глупый энтузиазм, готовность и подъем душевный. Дать ей последнее слово было не моей инициативой – она потянула меня за руку в ближайшую дверь.

Я шагнул за ней... Голову сломал потом, соображая – какого хрена? Первое – я уже настроен был на окончательное действие, правда – с участием Пашки. Второе… все-таки неожиданно – вошел в отделение, а она ждала под дверью и палата рядом. Вырываться и отталкивать? Даже сейчас не стал бы – это странно… и бог с ним. Дальше… все-таки, наверное, неосознанное желание взглянуть – что на этот раз? Даже не желание, а ожидание очередного «шедевра» в ее исполнении. Но самое главное – я был абсолютно уверен в себе и помнил про дерьмо и ушки. В нем и оказался...

Вошел… и сразу хлынули мысли – как это сделать, что сказать? Времени она мне не дала. И я сделал ей очень больно – физически больно, а в ответ услышал стон удовольствия. И тут вдруг дошло – ей плевать на все, что бы я ни сделал – с Пашкой или без, хоть что! Если такой что-то нужно – пройдет голая и по площади и по трупам, и по моему – в том числе…

И я никогда не верил в такое, Зоя, но это все вкупе – почти восхищение такой мужской целеустремленностью в женщине, такая блядская доступность, готовность на абсолютно все… Мне это не близко и не нужно, но вдруг захватило. Когда я понял это – опомнился, оторвался. Все это заняло какое-то время – минута, секунды? И были еще секунды до того, как я увидел тебя. И в эти секунды я должен был оттолкнуть ее, но я колебался... или просто не успел?

Чем больше проходит времени, тем сильнее я уверен, что ничего бы не было, но поклясться в этом не могу – могло и случиться. Измена уже случилась, Зоя – когда поплыл мозг. Самое обидное, что непонятно по какой причине – она мне даже не нравилась, не говоря о большем. А ты спасла меня, как спасала всегда. Потому что я четко знаю, что было бы со мной потом – случись это. Сейчас я чувствую себя тупым мудаком и мразью, но мразью живой, а тогда шансов не было бы вообще – это было бы все. Буквально – все. Для меня. Конец всему. Я сожрал бы сам себя.

Существует какая-то граница, невидимая черта – точка невозврата и начала обратного отсчета… я прошу у тебя шанс, потому что все-таки хочу верить – я не перешел бы ее. Сможешь еще раз поверить в меня ты?

Ты еще здесь? Значит, теперь ты знаешь.

Сказать, что я жалею – это тоже не то, тоже слабо. Сдохнуть бы – еще до того. А я чуть не убил тебя, даже какое-то время думал, что убил. Меня нельзя простить уже за одно это – я понимаю. Но как же ты нужна мне, Зойка моя! Как мне без тебя плохо, как холодно и пусто. Как много я хочу и готов сделать для тебя, а не могу – ты уехала. Я мечтал – упаду на колени и обниму тебя, прижмусь лицом к животу, вдохну твой запах… ты увидишь все и поймешь, что я – только твой и был всегда. И простишь, потому что любишь. Даже без слов.