Книга Древо скорбных рук - Рут Ренделл

В конце концов, Эдвард вряд ли появится здесь снова. Она приложит все усилия, чтобы этого больше не случилось. Нет никакого повода для возобновления их отношений.

Если бы Джеймс был жив, если б ребенок, которого она сейчас обнимает, был его сыном, Эдвард имел хоть какое-то право навещать ее дом. А раз Джеймс мертв, ее с Эдвардом ничего не связывает.

Не желая произносить ложь вслух, Бенет лишь молча кивнула, неопределенно пожав, однако, при этом плечами. Ее сдержанность должна пресечь все дальнейшие вопросы, все его попытки что-то разузнать поподробнее, погасить все подозрения, возможно, возникшие у него. Ей будет достаточно кивнуть утвердительно головой, сделать один маленький шажок вперед и показать хорошенького, светловолосого, голубоглазого малыша этому красивому светловолосому, голубоглазому мужчине, чтобы тот рассмотрел ребенка вблизи.

И все-таки она не могла так поступить. Ее совесть противилась этому шагу. Значит, что-то еще существовало между Эдвардом и ею. Возможно, он еще что-то значил для нее. И эти жалкие остатки былого чувства мешали ей заявить прямо, глядя ему в лицо, что это его сын.

— Нет. Это ребенок моей подруги. Я присматриваю за ним.

Эдвард не поверил ей.

— Не морочь мне голову, Бенет. Ты полностью отсекла меня от себя, от своей книги, от своего успеха. Ты все подгребла под себя, как последний скряга. А теперь ты даже отрицаешь, что у нас есть общий ребенок

— Я ничего не отрицаю, Эдвард. Но этот ребенок — не Джеймс.

Она посадила Джейсона на лошадку и попыталась раскачать. Но мальчику надоели лошадки, ксилофоны и тележки. Он потер кулачками глаза и заявил:

— Джей хочет соку.

Он всегда говорил это, когда уставал. Бенет поднесла его к холодильнику, вместе с ним выбрала бутылочку, подержала ее немного под струей горячей воды, усадила малыша на колени и дала ему пить. Эдвард наблюдал за ним, потом подошел и встал почти вплотную.

— Если он не мой сын, то где же Джеймс?

Набираясь мужества и сил для тяжкого признания, Бенет поступила странно даже для себя самой. Она еще крепче стиснула ребенка в своих объятиях, словно он был и надежным щитом, и источником, питающим ее энергией.

— Джеймс умер, Эдвард.

— Что?!

— Ты слышал, что я сказала. Джеймс мертв. Он умер от крупа в больнице шесть недель тому назад.

— Дети не умирают от крупа в наши дни, — сказал он и повторил: — Дети теперь не умирают от крупа.

— Я тоже так думала, но ошибалась. Такое случается.

Джейсон предпочел потягивать напиток на свободе, и ей пришлось пересадить его в широкое виндзорское кресло, выложенное подушками.

Эдвард не отрывал от мальчика глаз.

— Я не верю тебе, Бенет. Это вполне в твоем духе — изобретать всяческие уловки, чтобы лишить меня сына, целиком присвоив его себе. Знаю, я не имею законных прав на него, но то, что он мой сын — это факт. Ты это знаешь, я это знаю, и этого достаточно, чтобы тебе не жилось спокойно на свете. Вот ты и решила обрубить все концы, и даже пошла на такую подлую ложь.

Она вздрогнула от оскорбления, но произнесла с каменным лицом:

— Я покажу тебе свидетельство о смерти.

Когда Бенет выписали из больницы, Мопса в тот же день съездила туда и привезла продолговатый темно-желтый конверт, который постаралась незаметно от дочери спрятать в самом дальнем ящике письменного стола.

Мать и дочь не обмолвились ни словом, но Бенет знала, что содержится в конверте. Сейчас она достала конверт и, не заглядывая в текст документа, вручила его Эдварду.

Тот прочел внимательно все, что было напечатано на большом листе бумаги, поднял на нее взгляд, и в глазах его она увидела страдание.

Он еще больше осунулся.

— Как ты могла допустить подобное? Он скончался от удушья. Здесь указан латинский термин, а фактически его задушили. И ты была рядом.

Эдвард опустил голову и закрыл ладонями лицо.

Как она ненавидела Эдварда в эту минуту! За его незаслуженные упреки, за его показную скорбь… Бенет молила бога, чтобы он скорее ушел, сыграв свой маленький спектакль, выступив в роли отца, скорбящего по сыну, которого никогда не видел и не любил.

Она готова была выслушать еще парочку оскорблений, может быть, угроз и обвинений в эгоизме, черствости, скаредности и неблагодарности по отношению к такому благородному человеку, как Эдвард, готова была дать ему возможность выговориться, лишь бы он потом удалился и исчез из ее жизни навсегда.

Однако в финале спектакля ее ждала неожиданность.

Эдвард отнял руки от лица и взглянул на Бенет покрасневшими глазами.

— Полчаса назад ты приглашала меня выпить с тобой. Я это воспринял как шаг с твоей стороны к нашему воссоединению, но колебался, будучи неуверенным, насколько это серьезно. После того, что я услышал от тебя, признаюсь честно: мне необходимо выпить.

Бенет вдруг поняла, кого он ей напоминает.

Мопсу.

Существовало ли это сходство и раньше? Может, в характере самой Бенет заложена потребность в Мопсе, в личности-паразите, который откармливается за ее счет и изводит оскорблениями и подавляет своим чудовищным эгоизмом?

У нее даже вырвался смешок, такой неуместный и оскорбительный для Эдварда.

— Когда мы расставались почти три года назад, я удивлялся твоей жестокости и упрямству и считал, что тебя ничто не сломает… Однако, оказывается, я ошибался. Хочешь знать, зачем я пришел? Я думал, что мы сможем снова быть вместе. Я даже не исключал вероятности, что мы поженимся.

— Но теперь ты окончательно лишился всех иллюзий?

Не дожидаясь ответа, Бенет, осторожно отняв у уснувшего Джейсона бутылочку с соком, собралась отнести его в спальню.

— Если ты хочешь выпить на дорожку, Эдвард, обслужи себя сам. В гостиной есть буфет, в нем стоят бутылки. Уходя, просто захлопни входную дверь.

Весь вечер дом, за которым следил Барри, был погружен в темноту, и только под конец, когда он потерял всякую надежду увидеть на этот раз Теренса Ванда, крошечный просвет мелькнул в окне одной из задних комнат и был замечен им из арки, где он устроил себе наблюдательный пункт.

Теренс сначала загнал машину в гараж, а потом проник почему-то в свой дом с черного хода. Это показалось Барри странным.

Покидая свой наблюдательный пост, Барри обошел дом и разглядел в гараже сияющий голубой «вольво» самой престижной модели.

Смутило Барри то, что Теренс явно заметил его в арке, и потому спешно задернул штору.

Барри рассчитывал, что, придя в свой дом и зажигая по пути свет, Теренс будет расхаживать по комнатам, заниматься привычными делами и не обратит внимания на какого-то парня в арке.