Книга Кафедра А&Г - Татьяна Соломатина

– Что-то он перегнул с дурью. Ну, да это форма, подправим. По сути же – да, ты прав, – работа и выполняется для того, чтобы слабоумные идиотки всю свою «эзотерику», в которой они ни фига не рубят, но она им до умопомрачения нравится, получали по месту лечебно-профилактического учреждения, а не таскались на курсы того же отвратительного холотропного дыхания, астрально-анального контакта и кармических звуков бубна. Саш, я устал объяснять. Просто пойди мне навстречу. Я хоть раз этот вуз подводил? Пусть мне самому как учёному цена – ноль без палочки, но скажи мне – я плохо продвинул науку вперёд? Ты моему чутью веришь? Да, Саш, наука – это бизнес. И была. И остаётся. И тем более – будет.

– Будешь записи музыки плаценты в приёмном продавать? – усмехнулся Былинский.

– Надо будет – буду, – буркнул Безымянный.

– Лёша, дорогой мой друг, не обижайся. Я всё понимаю и тебе цену знаю. Высокая у тебя цена, без ложного ханжества тебе скажу. Понимаю прекрасно, что без твоей энергии и моей бы кафедры никогда не было. Но не могу я, Лёш, подписаться под «животиками». Под Бутейко – да. Под Грофом – нет. Под генетикой, под фетальной хирургией – да. Под перинатальными матрицами – нет. Не «мы» это будем двигать. А ты. Всё, что я могу сделать для тебя, – это уйти. И ты сам возглавишь наконец эту единственную тему, которая пока жила без твоей инвазии. Сливай кафедры окончательно и выбивай глобальную тему ни о чём, куда можно впихнуть всё, что угодно, начиная от влияния знака зодиака на пол будущего ребёнка до психологии эпителия влагалища.

– Валеопсихологию эпителия влагалища! – важно надув щёки, брякнул Безымянный.

На друзей напал приступ долго не проходящего хохота. Отсмеявшись, Былинский проскрипел:

– Я устал. Я ухожу.

Безымянный снова истерично заржал. Былинский вздохнул:

– Всё, Лёш. Больше ничего не могу предложить. Разве что выпить. Или табачку. Прости, ЛСД сегодня не захватил, рано на работу шёл – магазины ещё не работали.

– Я понимаю твою иронию.

– Мою? Ладно, мою. Я посмотрю, как ты поймёшь иронию Диссертационного совета и Высшей аттестационной комиссии, когда принесёшь туда это! – Александр Алексеевич потряс папкой испещрённых листов и зашвырнул её в дальний конец стола. – Забирай эту гадость. Я мог перенести диссертацию, где группы сравнения делились на тех, кто во время беременности внимал Моцарту, и тех, кто слушал тяжёлый рок, но перинатальные матрицы – это уже слишком. Что дальше? Будем фонариком в пизду светить? В одну – китайским светодиодом, а в другую – немецкой галогенкой. И потом делать выводы об интеллектуальном развитии ребёнка?

– Хм… Почему бы и нет, отличная тема! – Безымянный рассмеялся и, став в позу чтеца-декламатора, произнёс: – Мы предлагаем вам сделать первый шаг к созданию вашей собственной реальности в гармонии с законами мироздания и берём на себя обязательства помочь и поддержать вас на выбранном пути. Для этого надо всего лишь пройти в нашей клинике десять сеансов пылесосотерапии! Пылесосотерапия очистит ваш половой апельсин от эманаций зла! А если вы хотите наполнить разум вашего ребёнка священным Знанием о мироустройстве и вечным светом, мы предоставим вам такую возможность! Пять-шесть сеансов чрезвлагалищной иллюминации лампой Чижевского – и ваш ребёнок гарантированное индиго!

– Полный капец, Лёш. Ну, полный капец… – Былинский сел, налил себе полный стакан коньяка и осушил его практически залпом. – И всё-таки зачем тебе всё это в виде науки?

– А чтобы диплом с крупно написанной жирным шрифтом темой на стене у врача висел, понимаешь? Тоже психическое воздействие. Не просто так, шалава из перехода, именующая себя ведуньей, а кандидат медицинских наук, акушер-гинеколог, специализирующийся на выпрямлении перинатальных матриц.

– А вдруг их гнуть надо, а не выпрямлять? – внезапно снова развеселился Былинский.

– Ну и согнём, значит, не заржавеет. Я, Саш, ради клиники стараюсь. Ради той самой… На которую пока… Ну, в общем, так, давай прямо и окончательно, как и всегда было между нами. Ты со мной?

– Нет, Лёш, стар я половые апельсины пылесосить. Да и вообще, отдохнуть пора, подлечиться.

– Я тебе деньгами помогу. Не выпендривайся, – Безымянный упредил протестующие жесты Былинского. – За право называть тебя на «ты», щедро мне когда-то преподнесенное, как минимум денег ты заслужил. Раз уж страна тебе их за невъебенный многолетний труд дать не в состоянии, а сам ты своё же чуть больше, чем на кусок булки, выдирать так и не научился. И это…

– Консультировать буду, не вопрос. Вызывайте. Женщинам и детям – всегда. Даже идиоткам. Но под матрицами в апельсинах не подпишусь!

Вот так Былинский и ушёл из академии. Хотя понимал, что фарс устроен на благо общего дела. Другой школой был воспитан. Но Безымянного, в отличие от многих и многих других, уважал. И верил в него. Акушерская интуиция.

Курил Былинский всю жизнь. Да и вообще себя не очень берёг во всех смыслах. Ушёл, как оказалось, вовремя и тут же подтвердил тезис о том, что не бывает людей здоровых, бывают – плохо обследованные. Никаких признаков болезни не было, а «этот самый» подкрался незаметно. Прооперирован из-за рака лёгких. Первое, что попросил, очнувшись от наркоза, – покурить. Ему дали.

Жив. Относительно здоров. Может, оно и к лучшему, что ушёл из-за своих дурацких принципов, которыми не захотел поступиться ради этих идиотских матриц. К тому же – вот ведь – глубокоуважаемыми членами Диссертационного совета доказано и Высшей аттестационной комиссией принято, что не такая уж и ерунда эти перинатальные матрицы. Иногда Александр Алексеевич консультирует. На пленумы и конгрессы – ездит, за счёт академии, спасибо ректору. Прожитую жизнь считает просто прожитой жизнью и никаких рефлексий на эту тему не испытывает. В маразм впадать не собирается. На вопрос: «Не считаете ли вы, что наука умерла?» – отвечает: «Старое не умрёт, пока новое не родится». Но профессор Былинский так долго живёт на этом свете, что не всем дано его понять.

Hoc est vivere bis, vita posse priore frui.[29]

Необходимая Компонента Важного Дела (НКВД)

Хирон

Из аргонавтов был любой

Богатырём на свой покрой.

Чего одним недоставало,

То доблесть прочих возмещала.

– …

– Слушай, экономист – это я могу понять. Но фээсбэшники-то зачем?

– Он не экономист. Курьер-переговорщик. И смотритель. Ну и да, бухгалтер. Шавка, носящая куски туда-сюда и тявкающая, если что не так. А фээсбэшники – это смотрители за смотрителем. Quis custodiet ipsos custodies. А ты думал, рэкет, что ли?

– Ничего я не думал. Просто не понимаю.

– Что тут понимать? Возникает некая программа. Государственная. Спонсорская. Благотворительная. Не суть важно.