Книга Экспонат руками не трогать - Мария Очаковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Досталось вам сегодня, – сочувственно протянул Севка и сделал маленький глоток чая. Пить ему уже не хотелось. Это был третий по счету стакан. Просто чаепитие удачный повод для беседы. А вопросов у Севы Насонова накопилось много, и главный из них: на кого зарегистрировано место во втором купе.
Вагон потряхивало. Тук-тук-тук, тук-тук-тук.
* * *
За окном чуть забрезжил рассвет. Потянулись нескончаемые поля, покрытые белым, как молоко, туманом, из которого изредка выплывали одинокие избенки.
Накинув пальто и поджав под себя ноги, Катерина сидела и мелко тряслась, ее знобило то ли от недосыпа, то ли от страха.
– Все-таки, Севк, я не пойму, какие теперь наши действия? Ну, позвонили мы, допустим, сообщили его координаты, а дальше-то что?
– Ма, не дрефь. Востоковед и без нас знает, что делать. Он уже наверняка связался с тем майором, а тот в свою очередь веерно трезвонит по всем ментовским инстанциям, – в отличие от матери Севка ничуть не потерял присутствия духа, он держался вполне уверенно и рассуждал здраво: – Скорей всего они сейчас пробивают его личность по базе.
– Какой тут веерно! Посмотри на часы – шесть утра. Времени у нас остается всего ничего. Боже мой, что же он не перезванивает! В одиннадцать мы будем уже в Одессе. И что тогда? Тогда ищи свищи этого В. Д. Ефимова. А мы даже не знаем, как он выглядит. Ой, не нравится мне все это…
– А мне нравится! – с воодушевлением возразил сын.
Заливистый звонок телефона прервал их разговор.
– Это Кир! – встрепенулась Катя. – Алло, тебя плохо слышно. Хорошо, что ты позвонил. Не спим… А что делать-то? Сын мой, знамо дело, хорохорится, а мне как-то не по себе…
На том конце трубки заговорил Мельгунов, а она замолчала, просто кивала, вставляя короткие «Да» или «Понятно».
Потом связь прервалась.
– Ну? – Сева вопросительно уставился на мать.
– Представляешь, он мне сказал… – помолчав, ответила Катя, глаза ее округлились, – помнишь ту историю с дневником деда-полиглота?
– Само собой. Ну и чего?
– Так вот, следователя НКВД, что вел дело деда Мельгунова и на допросе у которого тот умер, звали…
Мальцев родился в Ярославле в июне 1945-го, поэтому и назвали его Виктором. Мать его, Зоя, отвоевав неполных четыре года, демобилизовалась по беременности и вернулась в родной город. Отца своего он никогда не видел и знал о нем только из рассказов матери – майор Ефимов умер от крупозного воспаления легких в госпитале в Восточной Пруссии, не дожив пять месяцев до победы.
Воспитывала его в основном бабка Глафира Семеновна, или просто баба Глаша, так ее звали все вокруг. Мать дома бывала редко, она вкалывала на полторы ставки в районной больнице – была хирургической медсестрой, а иногда еще и подработку брала – ходила на дом уколы делать. Рукодельная баба Глаша помогала ей чем могла – кому что зашить, кому перелицевать, носки вязала, варежки, военным из общежития белье стирала. Но жилось им все равно бедно, правда, тогда все так жили. Кого в послевоенные годы бедностью-то можно было удивить. Несмотря на голодуху, маленький Витька рос здоровым, крепким и почти не болел. Мать и бабка души в нем не чаяли, баловали, гордились. Вот Витенька на ножки встал, ходить начал, первое слово сказал, вот раньше сверстников читать научился… А уж когда он в школу пошел – тут и говорить нечего, потому что учение Витьке всегда давалось легко, в табеле одни «хорошо» и «отлично», не то что у соседских пацанят.
– Способный мальчик, сообразительный, память у него цепкая, а по арифметике и устному счету – он лучше всех в классе, – говорила на собраниях учительница. – Правда, по внеклассной работе у Вити таких успехов нет. После уроков он не остается, от общественных поручений отлынивает. С коллективом у него отношения не складываются. Вот и друзей в классе у него нет.
«Ну это ты врешь, – думала про себя баба Глаша, слушая учительницу. – «Друзей нет». Видела бы ты, с какой ватагой ребят он вчера по двору носился. Знаю я вас, вам бы только зазря мальчишку оговорить». Баба Глаша не терпела, когда кто-то ругал ее внука. И воспитание свое считала правильным. Он уж и так сирота, без отца растет… а вы его еще и виноватить. Даже с Зоей, с дочкой своей, у нее из-за этого ссоры выходили. За внука бабка всегда горой стояла…
Не видела она и не хотела видеть в своем Витеньке ничего плохого, никаких недостатков. Ну и что, что парнишка хитроват – немного хитрости никому не помешает. А то, что говорят, жадный он и ни с кем не делится, так это даже хорошо, у расчетливого и мошна тяжелее. Ничего, с таким приданым ему жить будет легче…
Но вообще-то легкую жизнь Витьке Мальцеву сулило другое удивительно редкое его качество. С самого рождения был у него совершенно особый дар, потрясающий нюх – безошибочно угадывать приближение опасности. Как маяк, он вел его по жизни, предостерегал, подсказывал. Вот, к примеру, Кольшу Доронкина за разбитое стекло отец поймал и выпорол. Хотя Витек рядом был, вместе с Кольшей, но в последний момент смылся. И в школе у военрука костыли они вдвоем стащили, а попало одному. Потому что Витька вовремя ушел и его не заметили, а не заметили – значит, не виноват. Хотя это была его идея с костылями.
– Тебе, Малец, всегда фартит, – с досадой бросил Кольша. Он нарочно сказал «Малец», знал, что Витька не любит, когда его так называют.
После случая с одноногим военруком второгодника Доронкина из школы поперли. Витькино везение на других не распространялось. Без единого «трояка» в табеле он перешел в седьмой класс и уехал в пионерлагерь на Волгу.
– Нечего тебе с таким хулиганьем водиться! – убеждала внука баба Глаша. Но его не надо было убеждать. Он сам для себя давно все решил, и дружба с Кольшей как-то незаметно сошла на нет.
Зато появился Юрочка, неуклюжий жиртрест из параллельного класса, полковничий сынок, которого надо было подтянуть по химии, и Витька вызвался ему помочь. Он приходил к нему домой, и Юрочкина мать кормила их борщом с пампушками. И дама с ярко накрашенными губами, и борщ, и отдельная квартира, обставленная красивой трофейной мебелью, Витьке нравились, а вот сам Юрка – не очень, вернее, совсем не нравился. С завистью смотрел Витяныч на его драповое пальто с воротником, на теплые меховые унты, шапку и думал о своем погибшем отце, которого он никогда не видел. Он пытался представить себе, как сложилась бы его жизнь, если бы отец не погиб… У них тоже была бы большая квартира, но только не в Ярославле, а в Москве, а у него – отдельная комната, красивая одежда и такие же наручные часы, как у жиртреста Юрки. Пожалуй, часы Витьке хотелось больше всего, они даже ему по ночам снились. Вот и вышла с ними история…
Как-то на путях пацаны из школы играли в пристенок, Юрочка тоже играл. Сцепились, слово за слово, вышла потасовка. У Витьки денег не было, он просто со стороны наблюдал и в драке не участвовал, может, поэтому только один он заметил, как драгоценные немецкие часики соскочили с руки и упали в песок. Витек их тихонько подобрал, послушал, как тикают, а потом взял и долбанул со всей дури о железную балку и снова бросил в песок.
