Книга Не бойся, я рядом - Иосиф Гольман

– Юмористический – это хорошо, – обрадовался Лазман. – Как называется?

– «Депрессия», – ухмыльнулся Парамонов. – Как же еще.

– Понятно, – вздохнул Лазман. – Прочту обязательно. Спасибо.

Они вышли из корпуса на освещенный солнцем двор. Зелени было столько, что, если б не решетки на окнах и не высоченные стены, ни за что не угадаешь в этом учреждении «психушку».

Больных на улице осталось гораздо меньше.

Вообще практически не осталось.

Лишь на скамейке недалеко от входа сидел все тот же пожилой мужчина, с которым доктор тепло поздоровался по дороге в корпус.

– Вы еще гуляете, Владимир Павлович? – спросил Лазман.

– А куда мне торопиться? – благожелательно ответил тот.

– Вот, – пожаловался Олегу при пациенте доктор. – Абсолютно здоровый человек, а выписываться не хочет. Так, Владимир Павлович?

– Так, Марк Вениаминович, – согласился мужчина.

– Как это? – опешил Парамонов. – Вы добровольно вместо выписки сидите в дурдоме?

Сказал и прикусил язык.

«Дурдом» – нелучшее слово при больном.

Даже при двух больных, считая Парамонова.

– А где вы видите дурдом? – добродушно улыбнулся Владимир Павлович. Он, похоже, вообще не умел злиться или гневаться. – Здесь не дурдом. Здесь умные и добрые люди. Здесь замечательная библиотека, книжки из которой читают. Здесь есть с кем интеллектуально общаться. И никто не хочет тебя подставить или разорить.

Это там, молодой человек, дурдом! – мужчина показал рукой на проходную. – За стеной! А здесь – нет!

Они попрощались с успокоившимся Владимиром Павловичем и направились к проходной. По дороге Парамонов так и не осмелился более ничего спрашивать о встреченном незнакомце.

Уже выйдя с территории больницы, он вспомнил сегодняшнюю даму из трамвая.

Потом, по какой-то неведомой ассоциации – безумствующих брокеров на бирже.

Молодежь, танцующую на слепящих глаза и глушащих уши дискотеках.

Знакомых бизнесменов, променявших все – здоровье, семью, талант – на условные во всех смыслах единицы.

Ну и где дурдом?

Нет, это определенно стоило дальнейшего обдумывания.

Юмористический рассказ «Депрессия», подаренный Олегом Сергеевичем Парамоновым Марку Вениаминовичу Лазману

Депрессия
Юмористический рассказ

Доктор Гэмбл Проктор посмотрел в зеркало. Что ожидал, то и увидел – сорок шесть лет, половина – здесь, в Центре борьбы с депрессиями.

Что ж, пора начинать прием.

Сестра Данон ввела первого пациента.

– Коммерсант, – зашептала сестра. – Депрессивная фаза. Сегодня утром сиганул из окна офиса. К счастью, перепутал и выпрыгнул не вниз, а вверх.

– Повезло, – понимающе кивнул Гэмбл. – А как поймали?

– Повезло, – согласилась сестра. – Зацепился подтяжками за пролетавший мимо «Шаттл».

– Ну и в чем дело, дорогой? – обратился доктор к пациенту.

– Ушла жена, – вяло ответил тот. И безо всякой связи спросил: – Где деньги?

– Сейчас объясню, – улыбнулся доктор, давая несчастному горстку таблеток фексоры (рег. № 321-6/28). – Жена вернется. С деньгами.

– Спасибо, доктор, – расцвел пациент.

– Не за что, – дружелюбно ответил Проктор, оттаскивая коммерсанта от окна к двери. – Следующий!

Следующим был бомжеватый афроамериканец из Чикаго. Сестра Данон попыталась было что-то сказать, но негр – а афроамериканец оказался именно им – мгновенно запихнул ей в рот диванную подушку.

– Понимаешь, док, – забасил он. – Есть у меня друган. Кореш на все сто. Платоном звали. За «Клинским» мне бегал. Хорошо?

– Хорошо, – согласился доктор.

– А ничего хорошего! – неожиданно вызверился негр. – Эта скотина вдруг заявила, что он теперь спартанский стоик! И хоть пополам его пили, звука не услышишь.

– И вы попробовали… – догадался опытный психиатр.

– А куда ж деваться? – вздохнул афроамериканец. – Платон мне друг, но истина дороже. Бензопила «Блэк энд Деккер». На четыре части.

– И что Платон? – полюбопытствовал доктор. – Так ничего и не сказал?

– Если бы… – как сломался негр. Он подошел к Гэмблу поближе и, сдерживая рыдания, что-то прошептал ему на ухо.

– О господи! – ужаснулся видавший виды врач. Он погладил афроамериканца по курчавой голове и левой рукой достал из ящика пакетик пасекилы (рег. № 738-9/64). Правой же ловко выдернул изо рта сестры Данон диванную подушку.

– И кто теперь пойдет за «Клинским»? – заныл было курчавый, но, влекомый мощной дланью сестры, был вынужден покинуть место своего чудесного исцеления.

…И так весь день.

К вечеру, запихнув в рот диванную подушку – ей таки понравилось – ушла домой сестра Данон.

Доктор остался в одиночестве.

В окно с высоты птичьего полета сам себя высвечивал мегаполис. Из репродуктора на плохом английском пела Катя Лель, прибывшая в Штаты по культурному обмену. Ее обменяли на Оззи Осборна, который наконец-то, с двенадцатой попытки, прошел отборочные туры на «Фабрику звезд» к Филиппу Киркорову.

Было грустно.

Доктор произнес несколько антидепрессивных заклинаний.

Стало еще грустней.

Взяв себя в руки, он сумел облечь в вербальную форму причины наступающей депрессивной фазы.

Их было три.

Первая – это конечность существующего мироздания.

Вторая – бесконечность текущего момента.

И третья – фантомная боль в отсутствующем левом ухе, отстреленном снайпером «Аль-Каиды» еще во времена операции «Буря в пустыне».

Гэмбл залез в стол и достал оттуда пакетик лузрексы (рег. № 313-8/64). Не запивая и не вынимая из пакетика, съел таблетки.

Легче не стало.

– Ах ты, едрена вошь! – укорил непонятно кого док и пошел в каморку.

Мизансцена была давно и любовно приготовлена.

«Что ж, все когда-нибудь начинается», – подумал он, взяв с подставки большой и широкий нож-мачете.

Вдумчиво выбрав точку на выпуклом животе, Гэмбл неумело сделал себе харакири. Потом взял «кольт» сорок пятого калибра (рег. № 777-5/13) и два-три раза выстрелил себе в сердце.