Книга Последний рубеж - Дикон Шерола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И, если среди других полукровок обнаружатся «энергетические»…, - Дмитрий нарочно прервался, ожидая от Фостера продолжения своей фразы.
При упоминании полукровок этого вида Эрик поморщился:
— Я заранее скрою свою «энегетику».
— Тем не менее мне нужно знать, что произошло между вами и Шульцом, — настаивал Лесков.
— Ничего особенного…
— Это «ничего особенного» может повлиять на ход переговоров. Ну же, Эрик, не вынуждайте меня заставлять вас откровенничать.
Фостер примирительно поднял ладони, делая вид, что сдается.
— Я убил его друга, — манерно протянул он. — Это было в далеком прошлом, я тогда еще работал на нехороших людей. Но теперь я исправился, встал на сторону добра, читаю классику и спасаю больных детей и печальных женщин.
Услышав про «печальных женщин», Оксана царапнула Эрика испепеляющим взглядом. На ее счастье, этот гад пока не разболтал о самой страшной ошибке в ее жизни, но это не мешало девушке продолжать его ненавидеть.
— У тебя поразительный талант — вызывать отвращение у всех, кто тебя видит, — сквозь зубы процедила она. Огрызнуться Фостер не успел. Следующая фраза Дмитрия буквально припечатала его:
— Вы остаетесь!
— Что? — переспросил Эрик.
То же удивление промелькнуло в глазах Ивана и Алексея.
— Мы не знаем, что нас там ждет, а Фостер — хоть и падла, но падла, которая зарекомендовала себя нормальным бойцом, — произнес Бехтерев, отводя Лескова в сторону. — Что если этот немец — не тот, за кого себя выдает? Может, его цель — сдать тебя «процветающим»? Адэн — не «энергетик», чтобы чувствовать, врет ли собеседник или говорит правду.
— Я возьму с собой Альберта, — тихо ответил Дима, бросив взгляд на стоящего неподалеку врача. Иван тоже обернулся на Вайнштейна: в этот момент ученый показался ему каким-то осунувшимся и болезненным.
— А кто останется с мальчишкой? — прошептал Иван, боясь, как бы его не услышала Вика.
— Тот, кто сумеет выдержать его энергетику… Эрика. Она — единственная после Альберта, кому я могу доверить Адэна.
«И у нее у единственной хватит духу вколоть ему «эпинефрин»», — мысленно добавил Лесков.
Когда Эрика вновь бросила взгляд на часы, большая стрелка передвинулась всего на несколько делений. Казалось, время нарочно дразнило ее, заставляя чувствовать себя кем-то вроде монстра, затаившегося возле детской кровати. Ребенок лежал прямо здесь, перед ней, опутанный проводами, словно какой-то инопланетянин. Тощий, изможденный, до невозможного хрупкий. Лицо мальчика частично скрывала кислородная маска, но Эрика все равно могла видеть его глаза, уродливо обведенные черными кругами.
Он заснул относительно недавно, и теперь девушке оставалось только дождаться необходимой минуты, чтобы наконец вколоть ему «эпинефрин». Шприц лежал на металлическом подносе, скрывая внутри себя нечто спасительно чудовищное — ее собственное «детище». А ведь прежде ей казалось, что именно мужчинам свойственно создавать все самое смертоносное и разрушительное.
Эрика поднялась с места и прошлась по комнате, пытаясь отбросить ненужные сомнения — раз обещала Диме, значит, сделает. Когда он пришел к ней и сообщил, что Вайнштейн тоже покинет Петербург, девушка сразу поняла, о чем он ее попросит. Рядом с Адэном должен был остаться кто-то, кто уже работал с полукровками, и кто решится сделать мальчику инъекцию.
Возможно, другая бы на ее месте закатила Дмитрию скандал: давила бы на совесть, призывала вести себя гуманно, обвиняла бы в жестокости, а, главное, в трехтысячный раз повторяла, что Адэн — еще ребенок. Но она не сказала ни слова. Девушка лучше других понимала, каково сейчас приходится самому Диме, который обещал спасти этого мальчика и подарить ему новую жизнь.
— У нас нет выбора, — сухо произнес он, невольно выдавая свои настоящие эмоции. — Ты сделаешь это для меня?
Она молча кивнула, больше напоминая робота, нежели нормального человека, а затем так же безмолвно прижалась к его груди. В этот момент Эрика поймала себя на мысли, насколько же сильно она ненавидит подобные объятия. Как будто таким образом она беспрекословно смиряется с тем, что ее любимый человек может не вернуться.
— Чтобы в этот раз ни одного ранения, слышишь? — зло прошептала она, стискивая в пальцах ткань рубашки Лескова. — Поклянись, что вернешься невредимым?
Дмитрий не ответил, и теперь, стоя в палате Адэна, девушке ничего не оставалось, как самой выполнить собственное обещание. Она знала, что Вайнштейн уже разговаривал с мальчиком о предстоящей инъекции, и тот воспринял эту информацию с поразительным спокойствием. Казалось, Лунатик не был ни напуган, ни даже удивлен. Он равнодушно смотрел в стену, пока Альберт разговаривал с ним, после чего тихо прошептал:
— Делайте, что должны…
Казалось бы, это вынужденное одобрение должно было хоть немного успокоить Эрику, но этого не произошло. Девушка чувствовала себя подавленной, и она снова ощутила ненависть к препарату, которым поначалу так гордилась. Сначала сыворотка чуть не убила Альберта, затем погрузила в кому Дмитрия, так теперь еще наверняка убьет ни в чем неповинного ребенка. И самое страшное, что ничем другим заменить эту дрянь пока не получается.
Хорошо еще, что ей самой не пришлось разговаривать с мальчиком. Смогла бы она объяснить ему, зачем его спасали на самом деле? Наверное, нет. Для этого нужно обладать тем мужеством, которого Эрика в себе не находила — ей было проще не навещать умирающего, чем видеть его увядание. Ей было проще вколоть «яд» кукле, чем мальчику с именем и какими-то чувствами. Она боялась, что если посмотрит ему в глаза, то попросту не сможет этого сделать.
Воронцова снова бросила взгляд на часы, а затем приблизилась к столу и начала готовиться к инъекции. Тощая рука Адэна без труда позволяла найти вздутую исколотую вену, и тогда, глубоко вздохнув, Эрика наконец ввела иглу под кожу мальчика…
Тем временем группа из шести человек стояла у входа в телепортационную «арку», внимательно наблюдая за действиями Марка Зильбермана. Он как раз закончил вводить координаты Рейхстага и теперь ждал, когда появится ответная связь со стороны берлинского телепорта. Как и вашингтонская, она была заблокирована Золотым Континентом.
Присутствующие нервничали. Они не знали, что их ждет по другую сторону «арки», и, главное, как воспримут их визит теоретические союзники. Это должна была быть мирная встреча, нацеленная на заключение союза, однако Дмитрия не отпускала мысль, что их заманивают в ловушку. По словам Адэна некий Кристоф Шульц отреагировал на возможность «подружиться» крайне настороженно, но и отвергать предложение Лескова все же не спешил. Вопрос, почему? Потому что берлинцам действительно требовалась помощь? Или же они работают на «процветающих», как, например, Лондон или Будапешт?
И кто вообще такой этот Кристоф Шульц? Откуда он взялся? Его имя не было знакомо Дмитрию, хотя, став «процветающим», Лесков встречал немало политиков, бизнесменов и даже мафиози. То, что лидер Берлина мог быть обыкновенным школьным учителем или поваром не укладывалось у него в голове. Да, одно дело быть телекинетиком, и совсем другое — удерживать под контролем целую станцию. Даже Фостер, который указал им на этого полукровку, толком ничего не знал о нем.