Книга Назначена истинной - Ольга Гусейнова

Но Кико молчала, таращась на меня.

Моя улыбка постепенно угасла. Пришлось спешно порадовать свою невесту:

– Любимая, меня зовут Михаил Арэнк, я эр второго шаазата, а Мих Всезнающий – всего лишь мой способ ближе узнать народ, город и приобрести неоценимый опыт…

Кико зачем-то сняла сандалию – и вдруг как дала мне ею по… что называется, бессовестной шаазьей морде. Без восхищения и пиетета, а потом еще и с кулаками набросилась, и с воплями:

– Да ты гнилой гуаши, а не любимый! Как ты мог? Я две недели страдала, мучилась, извелась вся. Отреклась от семьи, родных, благополучного будущего и комфорта. Опоила горничную сонным порошком, чтобы сбежать. Да я чуть с ума от горя не сошла, ради любви потеряла семью. А ты?

– Прости, родная… – только и успел выкрикнуть я, перед тем как заработать в глаз второй сандалией.

– Родная? Ах, родная! Да ты, наверное, все время издевался надо мной, дурой последней. Еще бы, великий шааз – и какая-то серая девчонка! Да?!

Моя нежная Кико быстро выдохлась, просто не умеет долго злиться, а тем более ненавидеть. Рухнула на снег и разрыдалась, пряча лицо в ладонях.

В груди огнем горело от стыда и боли. Такого накала эмоций я никогда не испытывал. Точно придурок! Обнял ее за плечи, силой привлек к себе и, прижав, заполошно зашептал:

– Прости, прости, любимая моя. Я каждый день пытался тебе признаться…

– Если бы захотел, давно признался! – прохлюпала она.

И не откажешься, все верно.

– Я урод… и слабак! – шепнул ей на ухо. – Прости! Только слабак может наслаждаться тем, что его выбрали не за силу и положение, а просто так. Ты так смотрела, что хотелось верить… проверить, насколько сильно я тебе нужен.

Я мог бы еще много чего сказать, но она подняла на меня обиженное, заплаканное лицо. Я не выдержал, обнял его ладонями и, выдохнув «Прости!», прижался к ее губам. Поцелуй… сладко-соленый, но такой жизненно важный мне, обиженной Кико, нам обоим. Мы забылись, соль, сладость, потеря контроля над эмоциями – все вместе сорвало и закружило нас. Опустошить Кико я не боялся, она сильная, выдержит слияние. А потом «повзрослеет» со мной. На покрывале из цветов, в вихре метели мы любили друг друга как одержимые, касались, ласкали, сплетались…

Со стоном наслаждения я вторгся в ее невинное тело, сделал своей навсегда. Глядя в счастливые глаза-небеса, рвался к ней, ближе, теснее, сходил с ума от удовольствия, наблюдая за голубым пожаром страсти. Первой экстаз испытала Кико, следом за ней и я улетел в это пламя. А дальше наша магия лавиной разлилась по поляне… по всей округе… озарила до самых скал. Единение сил произошло! Осталось пройти шардис и получить брачные браслеты. Я знаю: лары и домашние духи будут милостивы к нам. И мысленно обещал щедро поблагодарить их за Кико.

Сначала мы обессиленно лежали в снегу. Приподнявшись, я любовался раскрасневшейся Кико, ее затуманенными желанием глазами, ласкал ее скулы, наслаждаясь теплом и нежностью кожи.

– Моя! – хрипло, бескомпромиссно и торжественно объявил я.

– Твоя, навсегда! – согласилась она, робко заглядывая мне в душу. А потом обеспокоенно добавила: – Ты слишком горячий…

Я и сам чувствовал, что горю уже явно не желанием.

– Черт! – выругался я на мамин манер. – Быстрее домой, у меня, похоже, переход последний начинается!

Мы буквально смерчем неслись к дворцу Арэнков. Я старался не потеряться в лихорадке, сотрясавшей мое тело. На ходу отправил вестник в Кристальный и отцу. На подлете увидел встречавшую нас многочисленную толпу – будущие шаазы Байли и еще одна из бывших отщепенок рода Арэнк приготовились «взрослеть», вернее, белеть вместе со мной. Отец с дедом, мама, бабушка, Ленка – мои нежно обожаемые женщины слишком явно переживали, наблюдая, как мы приземляемся на дворцовую террасу.

Дальше толпа дружно ринулась к нам, а Кико спряталась за мою спину. Так много белокрылых она наверняка даже по телевидению не видела, вот и испугалась.

Прижал ее к своему боку и уже с трудом представил:

– Моя жена и истинная пара Кико Маилия из триста шестьдесят первого! Она будет рядом всегда!

– Какая лапочка! – с восторгом выдохнули мама с сестрой, позволив мне облегченно выдохнуть.

– Она такая… хрупкая, – с сомнением выдала Амила.

Ну, от бабушки даже и не ждал другого.

– Быстро внутрь! – скомандовал дед, как обычно, выделив самое важное и продолжая привычно распоряжаться во дворце: – Становитесь в круг, делаем купол!

– Милая, сядь рядом с Мишкой, а то скоро будет… немного больно, – приуменьшил неотвратимые последствия папа, чтобы не пугать мою девочку заранее. А вот родственницам уже более резко добавил: – Шаа, шевелитесь быстрее.

Отбелить подругу Байли мама попросила недавно, когда та встретила свою истинную пару в лице наследника рода Одэко из шестого шаазата. А до этого Байли вполне устраивали ее светло-серые крылья. Но эрат Одэко едва не умолял невестку помочь ее новому дому не потерять статус рода в Совете Девяти, для будущих детей умолял.

Еще через осколок начался полноценный переход, и я уже не мог думать, зато каждой частичкой своего тела «хорошо» ощущал, как магия перестраивает меня, ломая и перемалывая. Только бы выжить нам с Кико. Я не могу потерять ту, без которой больше нет смысла жить!

* * *

О лары, ощущение, будто по мне всю ночь скакала Ленка, как делала лет в пять, пытаясь вовлечь в свои игры. Ох, пожалуй, не одна скакала, а с подружками. Тело ломило, в горле першило, словно вдобавок я не меньше суток орал по пьяни песни в таверне, втираясь в доверие к хеджанам. Но стоило мозгам прочиститься, в мыслях блеснуло яркой вспышкой имя – Кико! Я со стоном пошевелился, ощутил, что обнажен до пояса, и сразу нащупал тонкую, изящную руку. Довольно выдохнул, почувствовав рядом родную до боли, любимую женщину, и услышал веселый, сочувствующий мамин голос:

– Все хорошо, сынок, Кико рядышком лежит. Скоро совсем полегчает!

Сначала я повернул голову и убедился: да, лежит моя девочка! В белой рубашке Кико походит на ледяную статую. Лицо бледное, безмятежное, ресницы, брови и волосы сверкают снежной белизной, только ярко-розовые чувственные губы и теплая рука в моей ладони дают знать, что она, к счастью, живая.

– Получилось! – просипел я, оборачиваясь к маме.

За ее спиной стоял отец и с мрачным выражением лица, предвещавшим тяжелый разговор, смотрел на меня. Я невольно поморщился. Отец понял верно: от нашей беседы ждать хорошего нечего. А мама, как и в предыдущие три раза, решила, что ее мальчик страдает, подалась вперед и, прижимаясь к моему боку большим животом, где растет новая сестричка, обняв мое лицо ладонями, щедро поделилась энергией, буквально оживляя и ласково приговаривая:

– Больно, да? Бедняжечка моя. Мишенька, родной, что же ты так затянул, едва-едва успели вас куполом накрыть…