Книга Цвет сакуры красный - Борис Орлов

Во Владивостоке – опять поезд. И снова мне все помогали. А один попутчик – солдат Кадо Хонда, оказывался знаком и с братом, и с Всевородо. Он возвращался из госпиталя, и всю дорогу рассказывал мне какой у меня хороший брат, и какой замечательный Ворокофу-доно. Какие они герои, как преданно служат делу Товарища Его Божественное Величество Императора.

Исиро и Всевородо слушали внимательно, только мне показалось, что Всевородо все время старается не засмеяться. Разве я рассказывала что-то смешное?

Мы еще выпили и мне стало совсем хорошо и легко. А Всевородо-сан не такой уж и длинноносый. И даже симпатичный. Не красавец, конечно, но ведь и я – вовсе не Нанивая Окита[25]…

Брату захотелось музыки. Он дал пятьдесят сен музыкантам, и они начали играть что-то веселое. А брат и Всевороду еще выпили. И еще. А потом Всевороду вдруг встал, подозвал музыканта и дал ему десять рублей. Те заиграли, а они с братом запели:

Здесь, в Маньчжурии,

Удалённой от родины на сотни ри,

Под освещённым красным закатным солнцем

Простым могильным камнем – мой друг[26].

Это была грустная песня. Но Исиро и Всевородо пели ее так, что даже мне вдруг захотелось пойти в бой. А другие солдаты подхватили, и принялись стучать в такт по столам.

Помню, в прошлом году, как отплыли на корабле,

И скрылась из глаз родимая сторона,

Находясь в море Гэнкай[27], мы пожали друг другу руки

И познакомились, назвав имена.

А потом и сигарету одну

На двоих делили,

И письма пришедшие показывали друг другу,

Много раз рассказывали о себе.

Я чуть не заревела. В это время Всевородо обнял Исиро за плечи, а брат вытащил длинный кинжал и вскинул его вверх. И все солдаты заорали «Банзай!» и «Ура!». А когда песню допели, и музыка кончилась, Всевородо вдруг как рявкнет что-то на северном языке. И все вокруг снова: «Ура! Банзай!»

Исиро довел моего жениха к столу. Гляжу, а ноги-то его совсем не держат. Тут брат меня за плечо схватил и шепчет:

- Не будь дурой, Хана! Тащи его к себе в комнату! Всевородо – честный, если вы проведете ночь вместе, то он обязательно на тебе женится! Поняла?!

Шепчет-то он шепчет, только я вижу: глаза у Исиро кровью налились. С ним сейчас спорить нельзя.

Постоялый двор, где я сняла комнату, был совсем недалеко. Брат довел Всевородо туда, а потом помог затащить его ко мне. Я футон расстелила, Всевородо раздела и уложила. А самой куда деваться? Легла рядом с ним. Хотя уже и весна наступила, а в Маньчжурии холодно. Прижалась к нему, чтобы согреться, а самой так страшно: что-то сейчас будет? Подружки, что замуж вышли, говорили: будет больно и кровь. А Всевородо только зарычал как медведь, сграбастал меня, прижал к себе, но так и не проснулся. Я ждала-ждала, и тоже задремала…

- Твою же мать!..

Всеволод тяжело приподнялся и помотал головой. В ней, то есть в голове, буксовал «Камаз». Парень откинулся назад. Стало еще хуже: теперь «Камаз» буксовал на подъеме. И, кажется, в мороз. Окружающее пространство огласил риторический вопрос:

-Ну вот почему, если вчера было очень хорошо, то с утра обязательно будет очень плохо? И даже еще хуже!

Сразу же, сквозь рев «Камаза», пробилось: «Кажется, однажды я уже это говорил…»

- Господи! Ну зачем же я столько пил?!!

Он попытался найти какое-нибудь положение, при котором будет не так отвратительно, но, разумеется, не нашел. «А с чего это я так нажрался? – подумалось вдруг. – Вроде ж была какая-то причина?..»

- Ё…! Вчера ж к Исиро сеструха приехала!

Не обращая внимания на все так же буксующий «Камаз», в голове вспугнутыми курицами заметались мысли: «Вот, б…! Вот же ж я опозорился!.. Черт, теперь эта Хана на меня и не взглянет!.. Б…! Такая красивая девчонка – мечта просто, а я… Осел я лопоухий: такую девку прозевать!.. Папаня узнает – год подкалывать будет! И за дело!.. Вот же я кретин!..»

В отчаянии Всеволод стиснул кулаки и вдруг услышал, как слева кто-то пискнул. Еле слышно, точно мышонок. Парень повернул гудящую голову, с трудом разлепил глаза и… не поверил тому, что увидел. Рядом с ним на его руке лежала Хана Танака. И, судя по всему, никакой одежды на ней не имелось…

«Вот же я сволочь! – затосковал Волков. – Пидор, б…! Сука! Нашел кого! И у кого! Мне ж Исиро такого пьяного выверта с сестрой в век не простит!.. – Но неожиданно явилось спасительное, – Женюсь! Исиро ж хотел, чтобы мы поженились – вот и женюсь!»

Мысли помчались галопом: «Прямо сейчас… ну, вернее – как только в относительный порядок себя приведу – веду девку в штаб дивизии, пока она не опомнилась. Там пишу заявление на брак – авось она и очухаться не успеет!»

Поблагодарив про себя отца, который еще в прошлом году выслал ему аккредитив аж на тысячу рублей – типа «на всякий непредвиденный», похмельный Всеволод принялся соображать: что потребуется для свадьбы? «Бате телеграмму отобью, – рассудил он на удивление для своего состояния здраво. – Приехать бы он все равно не смог, но в известность поставить-то надо!» Затем он уткнулся в размышления о белом платье и фате для невесты, и тут же впал в ступор: он не имел ни малейшего понятия о принятых у японцев свадебных обрядах. А может там платье нужно красное? Или вообще кимоно какое-нибудь? И где, интересно знать, в Харбине, который едва-едва не на военном положении, ему кимоно отыскивать?..

Девушка, лежавшая рядом, снова пискнула, затем как-то тоскливо застонала и наконец открыла глаза. Удивительно красивые глаза. Которые почти сразу же начали наполнятся слезами…

- Ну-ну, – пробормотал Всеволод смущенно и осторожно погладил Хану по обнаженному плечу. – Ну, чего плакать-то? Все будет по-честному: будешь женой командира Красной Армии. А потом домой ко мне поедем… Знаешь, какой у меня батя классный! И жить будем вместе, честно. Ну, вот гадом последним буду, если вру…

Он не соображал, что говорит, в основном по-русски, а девушка не понимает этого языка. Но когда Хана заплакала уже по-настоящему, парень спохватился и как смог перевел свои объяснения на понятный ей язык.

К его колоссальному изумлению девушка зарыдала еще сильней. От чего, кстати, стала даже красивее. Он неуклюже пытался ее утешать, но, кажется, становилось только хуже…

«Не простит моего пьяного хамства! – Всеволод грустно вздохнул, – Нет, все правильно… Б…, а я-то теперь как? Я ж… Ведь она ж…»

- Прости меня, – бог знает в какой раз прошептал он в розовое ушко. Впрочем, без особой надежды… – Ну, я честно, не такая уж сволочь… Я люблю тебя…

И тут Хану прорвало. Она прямо-таки в истерике забилась, отчаянно выкрикивая что-то неразборчивое. Всеволод прислушался…

- Я не хочу так, Ворокофу-сан! – разобрал он наконец сквозь всхлипы. – Вы – хороший и честный человек, зачем вам связывать себя со мной! Ведь я – некрасивая, долговязая бесприданница! Зачем вы меня обманываете?!