Книга Безбрежное чувство - Джо Гудмэн

Она не ответила, лишь тихонько вздохнула. Прослеживая кончиком пальца контуры ее лица, Джерри наткнулся на опухоль.

— Что это?!

— Когда меня привели к лодке и приказали сесть в нее, я споткнулась и ударилась о скамью, — солгала Рэй.

Джерри осторожно провел губами по ее щеке и подбородку, мысленно желая, чтобы все как можно скорее прошло. Даже крылья бабочки не могли бы нежнее коснуться больного места. С той же нежностью Рэй зарылась пальцами в волосы Джерри. Одежда была досадной помехой, но избавиться от нее не было никакой возможности. Их могли побеспокоить в любую минуту. Впрочем, опасность лишь придавала желанию остроту.

— Возьми меня, Джерри, скорее! Я этого хочу!

Слова были излишни. По нетерпеливому трепету тела, по частому неровному дыханию Джерри и без того знал, что Рэй жаждет его объятий. Но то, что она выразила свое желание в словах, было по-своему драгоценным. Накидка соскользнула на пол. Джерри приподнял Рэй, чтобы она могла опуститься на него сверху.

— Ты возьми меня!

Он ощутил ее замешательство и пожалел, что не может видеть ее лица. Он мысленно нарисовал себе удивление Рэй, понимание и наконец предвкушение, которое заставило потемнеть ее зеленые глаза. Она, конечно же, залилась краской, и краска затопила россыпь веснушек, словно стерла их с нежной кожи шек, но губы ее при этом дрогнули улыбкой, присущей прирожденной искусительнице.

Когда она приняла в себя всю его длину, ладони Джерри сжали ей ягодицы. Она робко приподнялась, опустилась снова и вскоре уже вела извечный танец двух тел. Когда первая сладостная судорога сотрясла тело, Рэй откинулась назад, далеко запрокидывая голову и кусая губы. Джерри хотелось отдалить момент разрядки, еще немного побыть вне времени и пространства, но он знал, что это невозможно, и позволил себе отдаться наслаждению. Уже тогда, когда оно пронзило его плоть, Джерри знал, что реальность со всеми ее проблемами и горестями вот-вот снова заглянет им в лицо…

Удовлетворение принесло с собой дремоту. Рэй касалась лбом плеча Джерри, и ей не хотелось двигаться, не хотелось даже принимать более удобную позу. Она все еще ощущала его внутри и лениво размышляла над вероятностью того, что на этот раз все же забеременеет. Рассудок подсказывал, что очень скоро удовольствие сменится тревогой и даже страхом. Она была бы счастлива носить ребенка Джерри, но не при таких обстоятельствах. Мысль о том, что ей, быть может, никогда не удастся прижать к груди зачатое в эту ночь дитя, могла стать в будущем источником подлинного ужаса.

Рэй отодвинулась и оправила одежду. Джерри тоже привел себя в порядок.

— Если ты жалеешь, то молчи, не говори ни слова, — сказал он со вздохом. — Я предпочитаю еще один удар прикладом.

— Ничего такого у меня и в мыслях не было! — запротестовала Рэй. — Мне нечего стыдиться!

— Я тоже так думаю. Мы с тобой всего лишь существа из плоти и крови. Это были прекрасные минуты, и чем обесценивать их раскаянием, лучше хранить в памяти как драгоценность.

Рэй улыбнулась против воли.

— Я люблю тебя, Рыжая! Ты должна мне поверить.

Прежде — в Маклеллан-Лэндинге и особенно на борту шхуны — она отдала бы все, чтобы услышать признание в любви. В данной ситуации оно казалось сродни венчанию по необходимости, когда на вопрос священника «Обещаешь ли ты любить ее до конца дней своих?» жених отвечает согласием. Тем самым он клянется в любви, в которую, быть может, не верит сам.

— Ты ничего мне не должен, Джерри. Я уже смирилась с мыслью, что моя любовь останется безответной. Мне вполне хватит и того, что тебе небезразлична моя участь.

— Небезразлична твоя участь? — повторил Джерри и покачал головой. — Это лишь бледная тень того, что я к тебе чувствую.

Ему нелегко было это произнести, хотя слова и шли от самого сердца. Долгое время он верил, что попросту не способен на чувство настолько тонкое и возвышенное, как любовь. Теперь знал — это был страх, и даже не перед утратой независимости, а перед возможной новой потерей. Одиночество приносило мало радости, но позволяло избегать боли. Так он и жил. Всегда сам по себе, ни в ком не нуждаясь и не желая быть кому-то нужным. Конечно, кто-то был для него немного ближе и нужнее других. Таких он называл друзьями, но не позволял им занять в его жизни сколько-нибудь важное место. Он никогда не задавался вопросом, что ему нужно для счастья, потому что никогда не думал о нем и не верил в то, что может быть счастлив. Память о радостях детства была стерта одним ошеломляющим актом вероломства, так что все, что ему оставалось, это выжить любой ценой. Джерри принес в жертву все, в том числе привитый в детстве моральный кодекс. Свобода — вот чего он желал, и Америка дала ему это. Здесь он сумел очиститься от последствий неволи, рабской зависимости и унижения, здесь встал в ряды тех, кто был движим более высокими побуждениями. Но все это не имело со счастьем ничего общего.

До появления Рэй. Каким-то образом она сумела сделать его счастливым еще до того, как он начал задумываться о самом счастье. Хотелось высказать ей это — но как? И стоило ли?

Рэй положила ладонь на лоб Джерри, провела по щеке. В этой темнице осязание заменяло зрение, и она воспользовалась им, чтобы изучить контуры его лица. Он что-то обдумывал — это было ясно из того, как плотно были сжаты губы и как упрямо выставлен подбородок. Все его лицо словно окаменело в решимости, причина которой была ей неизвестна. При этом, однако, ресницы Джерри были влажными. Она непроизвольно задержала на них пальцы, не зная, как это объяснить.

Джерри позволил дыханию, которое все это время сдерживал, вырваться из груди судорожным потоком.

— Знаешь… — он помолчал, — ты сделала меня счастливым.

В этот момент все сомнения Рэй исчезли. Она приняла слова Джерри как дань благодарности, то есть именно так, как он и надеялся. Она положила голову ему на плечо и притихла, наслаждаясь иллюзией защищенности.

— Джерри…

— Что?

— Я не хотела тебя обидеть напоминанием о том, что утешала. Я не бросилась тебе в объятия только затем, чтобы мы были квиты.

— Знаю. — Он помедлил, словно принимая решение. — Вот что, Рыжая, я хочу тебе кое-что рассказать.

— И не для того, чтобы вызвать на исповедь! — добавила Рэй, прижимая палец к его губам.

— Я это делаю не в виде платы или одолжения. Я собирался рассказать тебе все это еще в Маклеллан-Лэндинге, для того и выманил из дому. Ты должна знать, почему я вызвался ехать в Линфилд.

— Ах вот что…

Рэй ощутила раскаяние. Ее беспочвенная ревность остановила Джерри на полуслове и, быть может, косвенно привела к текущей ситуации.

— Ты чем-то казнишься? — мягко спросил Джерри.

— Н-нет…

Разумеется, он не поверил. То, что он собирался сказать, неизбежно должно было вытеснить из головы Рэй все остальное. Он и сам забывал обо всем, стоило только вспомнить давнюю трагедию и декорации, среди которых она разыгралась. Стэнхоуп, величавый и горделивый, с устремленными в небо башнями из серого камня и залами, полными бесценных сокровищ.