Книга Итальянские каникулы - Сьюзен Элизабет Филлипс

— Вы снова говорили с ней?

— Разрешил с завтрашнего дня разбирать ограду, но только под моим наблюдением.

— Бьюсь об заклад, это ей не понравится.

— Спроси, не все ли мне равно. Я возвел Джереми в ранг стражника.

Рен припарковался на стоянке под древними стенами и повесил рюкзак на плечо. Хотя маска занудного интеллектуала не скрывала его так надежно, как остальные, большинство туристов уже разъехались, и он не привлекал особого внимания.

По дороге Рен рассказывал о фресках церкви двенадцатого века в романском стиле и был на удивление терпелив, когда она совала нос в магазинчики.

Потом они прошли по узким крутым улочкам к древней крепости Рокка и взобрались на единственную уцелевшую башню, чтобы посмотреть на дальние холмы и поля, расцвеченные последними закатными лучами.

Рен показал на виноградники:

— Здесь делают верначча, местное белое вино. Не хочешь попробовать за ужином, когда мы заведем разговор, которого ты так добивалась?

От его медленной улыбки мороз прошел по коже, и она едва не призналась, что готова забыть о вине и разговорах и отправиться прямо в постель.

Но не довольно ли ударов судьбы? Она и так вся в синяках и сейчас хочет, чтобы все было как полагается.

Маленький зал ресторана в отеле «Систерна» был достаточно живописен: каменные стены, персикового цвета скатерти на столах и очередной великолепный вид из окна, которых в Тоскане было хоть отбавляй и все выдавались Даром. С их столика, втиснутого в угол между двумя окнами, можно было смотреть на покатые красночерепичные крыши Сан-Джиминьяно и видеть, как загораются огни в домах и на фермах, окружающих город. Рен поднял бокал:

— За разговоры. Пусть эта беседа окажется милосердно короткой и безумно продуктивной.

Глотнув терпкого верначча, он напомнила себе, что жен-шин, которые забывают о собственных силах, топчут ногами.

— Мы должны стать любовниками.

— Слава Богу.

— Но только на моих условиях.

— А вот это сюрприз.

— Что, сарказм обязателен? Потому что, если собираетесь постоянно ехидничать, должна сказать, что это малопривлекательно.

— Можно подумать, в тебе сарказма меньше.

— Именно поэтому я знаю, как это неприятно.

— Ладно, не важно, главное — продолжай. По лицу вижу, что умираешь от желания изложить свои условия. И хочу напомнить, что слова «изложить» и «ложиться» — однокоренные, или это чересчур для тебя саркастично?

Он уже веселился вовсю.

— Вот что должно быть ясным с самого начала.

Она честно старалась игнорировать тот факт, что в глазах его плясало дьявольское лукавство. Подумаешь, ей все равно! Слишком много женщин подлаживались под любовников, но она не будет одной из таких!

— Прежде всего… вы не можете критиковать меня.

— Это еще почему, спрашивается?!

— Потому что я не сексуальный гигант вроде вас и потому что угрожаю вашему самолюбию, что вам не нравится.

— О'кей. Никакой критики. И ты не угрожаешь мне.

— Номер два: никаких извращений. Простой старомодный секс.

Серебристо-голубые глаза за круглыми линзами очков хищно прищурились.

— Каково твое определение «простого старомодного секса»?

— Общепринятое.

— Ясно. Никакого группенсекса. Никаких игрушек. Ни одного сенбернара. Обидно, но, думаю, выживу.

— Забудьте! Забудьте раз и навсегда! — взорвалась Изабел, швыряя салфетку. — Вы человек не моего кру га, и не знаю, почему мне вообще пришла в голову эта идея! Пусть даже на секунду!

— Прости, увлекся.

Он перегнулся через стол и старательно расстелил салфетку у нее на коленях.

— Желаете строго миссионерскую позицию или предпочитаете быть наверху?

Вот и говори с ним серьезно! Худо дело. У мужчин тысяча способов защищать иллюзию своего превосходства, но не на ту напал!

— ЭтО'Зависит от настроения.

— А можно хотя бы раздеться.

— Вы можете. Мало того, это требование. Он улыбнулся:

— Если не желаешь раздеваться, и не надо. Миленькие сетчатые чулки и пояс для подвязок помогут сохранить скромность.

— Как вы добры! — Изабел обвела пальцем край бокала. — Подтверждая очевидное, скажу еще раз: никакого эмоционального компонента в наших отношениях. Только, и только, физический.

— Как скажешь.

Теперь самое трудное. Но она не из тех, кто отступает.

— И еще одно… я не терплю орального секса.

— Почему, интересно знать?

— Не мой стиль. Немного… чересчур земной.

— Знаешь, тут ты ограничиваешь мои возможности.

— Как угодно, — процедила Изабел, поджимая губы. — Соглашайтесь, или все кончено.

О, он согласится! Что же еще остается? — думал Рен, наблюдая, как эти соблазнительные губы вытягиваются в упрямую ниточку. Он занимался любовью с самыми прекрасными женщинами мира и на экране, и вне его, но ни в одном из этих прелестных лиц не было столько жизни, как в Изабел. Он видел ум, юмор, решимость и всеобъемлющее сочувствие к человечеству. И все, что ему хотелось в данную минуту, — подхватить ее на руки и отнести в ближайшую постель. К несчастью, доктор Фифи была не из тех женщин, которых можно так просто подхватить и отнести, тем более что ее повестка дня еще не исчерпана. Он не удивится, если она сейчас вытащит нечто вроде отпечатанного контракта и заставит его подписать.

Но предательская жилка, бьющаяся на шее, вселяла в него надежды. Не так уж она владеет собой, как хочет показать!

— Чувствую себя немного неуверенно, — сознался он.

— Интересно, почему? Вы получите все, что хотели.

Он знал, что идет по тонкому льду, но все же отказывался позволить ей править бал.

— Но все, что я хочу, похоже, обклеено большими заградительными знаками.

— Вы просто не привыкли к женщинам, открыто излагающим свои потребности. Понимаю, что это кажется угрожающим.

Кто бы подумал, что такой великий ум может быть столь сексуальным?!

— Невзирая на это, мое эго смертельно ранено.

— Говоря метафизически, это совсем неплохо.

— Говоря физически, вовсе нет. Я хочу верить, что неотразим, по крайней мере для тебя.

— Вы неотразимы.

— Нельзя ли попытаться вложить в похвалы хоть чуточку убедительности?

— Это больное место.

— Моя неотразимость?

— Да.

Рен улыбнулся. Похоже на то.