Книга Грехи отцов отпустят дети - Анна и Сергей Литвиновы

Специально для читательниц женского пола хочу оговориться, что – нет, снова любовь к нам не прихлынула, и мы продолжаем поддерживать хорошие, но служебные и товарищеские отношения и только.

За тем, как развивается дело Кирсановых, мы продолжаем следить по разным источникам. В век Интернета, когда целый мир стал большой деревней, где все про всех все знают, это не проблема.

Тело Антонины Николаевны после ряда бюрократических заминок и проволочек было отдано Мигелю. Затем в цинковом гробу он перевез его по маршруту Москва – Лос-Анджелес и далее на арендованном фургоне в город С. в невадской пустыне, где и похоронил на местном кладбище.

На церемонии присутствовало множество преподавателей и студентов из университета, где покойная преподавала, приехали также галеристы из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Согласно завещанию, дом в городе С., купленный Антониной Николаевной еще в конце восьмидесятых, когда к ней пришел первый международный успех, отошел Мигелю.

Он теперь, как говорят, встречается с подругой и сослуживицей Кирсановой, на пять лет ее моложе.

Павла Петровича Кирсанова по специальному решению московского правительства подхоронили к деду и бабке Кирсановым, на Новодевичье кладбище. Подобная привилегия была дадена ввиду его многолетней службы в правительстве Подмосковья и из уважения к памяти его деда-академика.

Первая жена Николая Петровича, Мария Огузкова (Кирсанова), и ее нынешний молодой возлюбленный Константин Пятихатов продолжили, насколько нам известно, свою прежнюю полурастительную жизнь. Мария работает три дня в неделю, приготовляя обеды в богатом столичном семействе. Повар она хороший, поэтому пользуется уважением работодателя и зарабатывает неплохо. Молодой ее сожитель тем временем нигде не служит, но считается, что управляет ее имуществом: сдает внаем пятикомнатную квартиру в Архитектурном переулке, а также бывшую студию Николая Петровича, по запросу жильцов меняет там лампочки, продувает батареи и чинит сантехнику.

Елена Сергеевна Одинцова сразу после вышеописанных событий уехала за границу. Говорят, что они воссоединились с мужем и проживают на небольшой вилле в Испании, в местечке на побережье Коста-дель-Соль. Дом их в поселке Хауп стоит пустой.

Глеб, слуга Кирсановых (и муж Нины), однажды, как требует миграционное законодательство, отправился для продления визы на Украину, но назад в кирсановское имение в условленный срок не вернулся. Он лишь позвонил Нине (как она рассказала Николаю Петровичу) и сообщил, что уходит от нее.

Нина же осталась в России. Сердце ее рвалось к Глебу и на Родину, однако чувство долга велело не трогаться с места. Ведь на нее теперь легли все заботы о младенце Сашеньке, сыне Фенечки, к которому она всем сердцем привязалась. При ней он совершил первые неуверенные шажки по земле, при ней произнес первые слова и начал лепетать – ну как могла Нина покинуть его в его сиротстве! Да и Николай Петрович страстно уговаривал прислугу остаться и даже вдвое за выполнение обязанностей няни повысил ей жалованье.

Ведь Фенечке, задержанной в ту самую ночь, когда она пыталась соблазнить Евгения и натравить на него Николая Петровича, уже дважды продлевали срок содержания под стражей. И адвокат, и Николай Петрович неоднократно сетовали на чрезмерную строгость правосудия, на него даже пеняли (по наущению и благодаря связям Кирсанова) московские газеты, однако Фенечка продолжает томиться в женском следственном изоляторе № 6 в столичных Печатниках (в просторечии «Бастилии»). Вскорости обещают суд. По совету адвоката (а Кирсанов нанял самого лучшего, как его уверили, законника-специалиста по уголовным делам) девушка созналась в убийстве Павла Петровича и дала признательные показания. Единственно только, она круто изменила мотивы своего преступления. В эпоху MeToo и повсеместной борьбы с харассментом девушка заявила, что своего деверя убила в порядке самозащиты и мести за сексуальные домогательства. Якобы Павел Петрович до этого неоднократно – и словесно, и недвусмысленными приставаниями – понуждал ее разделить с ним ложе. Наконец однажды он чуть не силой затащил ее к себе в комнату и начал натурально насиловать. Вырвавшись из его постылых объятий, Фенечка, дескать, схватила пистолет «ТТ» (который деверь после дуэли с Евгением якобы не спрятал в сейф, а оставил лежащим на ночном столике) и, будучи в состоянии аффекта, защищаясь от посягательств, выстрелила ему в грудь. Потом, испугавшись содеянного, она постаралась инсценировать самоубийство: похитила у Евгения и принесла в комнату предсмертное письмо, стерла с пистолета свои отпечатки и попыталась вложить его в руку покойного.

Несмотря на то что эта версия резко опорочивает покойного брата, Николай Петрович всячески поддержал ее и даже дал на следствии соответствующие показания. Его не остановило то обстоятельство, что Фенечка практически на его глазах пыталась соблазнить Базарова, а потом столкнуть их лбами. Невзирая ни на что, он собирается в суде всячески обелять свою сожительницу и клеветать на своего покойного брата, якобы стремившегося вкусить ее молодого тела.

Ясное дело, что прокурор на суде будет настаивать на предумышленном, заранее обдуманном, хладнокровном убийстве – о чем свидетельствует и отсутствие на теле покойного следов борьбы, и его посмертное положение, и следы бензодиазепина в крови Павла Петровича. По версии обвинения, Фенечка подмешала вечером в чайную заварку снотворное феназепам, чтобы все обитатели кирсановского имения уснули и не помешали ей осуществить преступление, а Кирсанов-старший при этом не оказал сопротивления.

По второму вменяемому ей эпизоду – убийству Антонины Николаевны Кирсановой – обвиняемая ушла (как выражаются обычно сокамерницы Фенечки) в глухую несознанку. Никаких доказательств того, что именно она подменила бета-блокатором гомеопатические пилюли своей свекрови, нет. Поэтому позиция защиты по второму эпизоду выглядит вполне уверенной, и обвинение даже собирается вовсе исключить этот эпизод из рассмотрения в суде.

Кроме того, адвокат вынес ходатайство о рассмотрении дела в суде присяжных, и оно было удовлетворено. Наемный законник пока ничего не обещает, но надеется на переквалификацию дела в судебном заседании со статьи сто пятой, части второй («убийство двух лиц»), где срок грозит до двадцати лет, на гораздо более легкую статью сто восьмую («убийство при превышении пределов необходимой обороны»), где максимальная мера наказания – ограничение свободы на срок до двух лет.

Николай Петрович, после того как узнал всю правду о Фенечке (а он, в отличие от будущего земного суда, не сомневается, что именно она хладнокровно убила его брата и его мать), не только не отказал ей в своей любви и поддержке, но, казалось, воспылал еще большими чувствами. Любовь, как говорится, зла… Как уже говорилось, Кирсанов оплачивает самого дорогого, какой только нашелся, защитника по уголовным делам. Он тратит много денег на «подогрев» своей возлюбленной в СИЗО. Он не скупится, воспитывая общего с Фенечкой ребенка.

Из института ему по требованию ректората, опасающегося бросить тень на репутацию заведения, пришлось уйти. С деньгами стало совсем туго. Из-за огромных нужд, потребных для подследственной, Кирсанову пришлось по уши влезть в долги. Он брал кредиты, где только можно и нельзя. Чтобы рассчитаться с ними, выставил на продажу кирсановский фамильный дом в Хаупе – однако из-за конъюнктуры рынка столь огромная усадьба в столь престижном месте никак не продается за те деньги, которые художник хотел бы за нее получить. Пришлось начать сдавать бывшую квартиру Павла Петровича на Новинском бульваре.