Книга Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин

Учитывая универсальность мотива недостачи (конфликта) и ее восполнения (исчерпания конфликтной ситуации), следует подходить и к проблемам поиска летописных источников легенды о призвании. Л. В. Черепнин выявил повествовательную структуру, сходную с «варяжской легендой», в летописных статьях 1015–1016 гг., когда Ярослав после конфликта новгородцев с варягами дает им «Правду» (Черепнин 1948, I. С. 247–248). Черепнин склонен возводить и легенду о призвании к тому же конфликту, вслед за

А. А. Шахматовым, который писал: «Новгороду необходим был князь, который владел бы и рядил бы «по праву», причем последние два слова переносят нас, может быть, именно ко времени Ярослава, давшего новгородцам… правду и устав» (Шахматов 1904. С. 350).

В дальнейшем Шахматов (2002. С. 229) предполагал, что легенда о призвании сложилась в Новгороде на основе преданий об обращении Владимира и Ярослава за помощью к варягам (для последующего захвата Киева). Но Б. А. Рыбаков (Рыбаков 1962) справедливо указал, что данная Ярославом «Правда» урегулировала отношения отнюдь не с варягами — они упоминались уже лишь в «периферийных» статьях, посвященных иноземцам. «Русская Правда» Ярослава регулирует отношения в первую очередь между княжескими дружинниками и новгородцами: это «русин» и «словенин» в 1-й статье «Правды» (см. главу VIII).

Д. С. Лихачев предполагал, что на «ряд» варяжской легенды повлияло летописное «завещание» Ярослава Мудрого: князь «наряди сыны своя», заповедав им братнюю любовь и раздав города (ПВЛ. С. 70). Он считал, что мотивы варяжской легенды соответствовали политической идее этого завещания, а сам термин ряд относил к позднему княжему праву.

Однако ряд Ярослава Мудрого не имеет прямого отношения к призванию князей. Приглашение же князя в Новгород упомянуто в летописи задолго до ряда Ярослава. В 970 г. «новгородские люди» обратились к Святославу Игоревичу с требованием дать им князя: «Аще не поидете к намъ, то налѢземъ князя собѢ» (ПВЛ. С. 33). Святослав сажает в Новгороде малолетнего Владимира. Этот текст не мог быть «сочинен» летописцем — в ПВЛ (и Начальном своде) нет соответствующего прецедента за исключением самого призвания варяжских князей. Зато такие прецеденты не раз упоминаются в позднейшем летописании. Так, в 1199 г. «идоша людье съ посадникомь /…/ к Всеволоду; и прия е съ великою честью и вда им сынъ Святославъ /…/ и обрадовася вьсь Новъгородъ» и т. д. (НПЛ. С. 44–45; ср.: Водов 1989). Схожие формулы характерны для договорных грамот Новгорода с князьями: к Ярославу Ярославичу в 1264 г. обращаются с поклоном «от посадника Михаила, и от тысяцьского Кондрата, и от всехъ соцьскыхъ, и от всех старѢишихъ, и от всего Новагорода» (ГВНП, № 1, с. 9; ср. с. 16, где упомянуты и «меньшие» люди). О схожих формулировках от имени правомочных категорий населения — «всех сотских, всех псковичей» и т. п. — ср.: Кучкин 2008. С. 404–412)[126].

О безусловной древности традиции сажать в Новгород сына у киевских князей свидетельствует Константин Багрянородный: в Новгороде-Немогарде при жизни Игоря сидел сам Святослав. Можно считать, таким образом, что с момента заключения ряда с Рюриком отношения Новгорода с русскими князьями были постоянными и зиждились на традиционной правовой основе: первый государственный акт Олега — наследника Рюрика, принятый после захвата им Киева, князь дает «устав» тем же «новгородским людям», словенам, кривичам и мере. Очевидно, прав В. Л. Янин (2004. С. 1011), утверждающий, что вечевой строй был древнее княжеского.

Термин ряд («творить ряд», «ряды рядити» и т. п.) принадлежит древнему пласту русского и славянского (вероятно, праславянского) права (ср.: Колесов 1989. С. 140 и сл.) и долго сохраняется в русской фольклорной традиции. Е. А. Рыдзевская (1978. С. 166–167) приводит в качестве параллели варяжской легенде былину об Илье Муромце, которого приглашают в спасенный им от татар русский город «суды судить да ряды рядить».

Если обратиться к лексике легенды о призвании варягов в целом, то обращает внимание наличие в ней значительного пласта славянской правовой терминологии, имеющей истоки в обычном праве (Иванов, Топоров 1978. С. 230–231): «правда», «володеть и судить по праву», «наряд», «княжить и володеть». Помимо правовой лексики в тексте легенды имеются и лексические параллели с договорами руси и греков. Как уже говорилось, согласно новгородскому варианту легенды, призванные князья берут с собой «дружину многу и предивну» (НПЛ), которая в ПВЛ именуется «вся русь». То же выражение известно по договорам с греками. Договор Олега (911 г.) заключается от имени «всех иже суть под рукою его сущих руси» (ПВЛ. С. 18); договор Святослава (971 г.) — «со всѢми людьми вашими (греками. — В. П.) и иже суть подо мною русь, боляре и прочии» (ниже — «боляре и русь вся») (там же: 34).

Подобная формула сохранялась в русском летописании и позднее — в 1147 г. Изяслав созвал на вече «бояры и дружину всю и Кияне» (ПСРЛ, т. XXV: 40) и т. д. вплоть до XV в.: смерть Ивана Даниловича Московского оплакивали «вси мужи москвичи, игумени и попы […] и вси народи, и весь миръ хрисланьскыи и вся земля Роусскаа» (ПСРЛ, т. 15, стб. 52–53).

При позднейших описаниях ряда с князем в летописях, как правило, указывалось, что в заключении договора принимали участие «все люди» — «все кияне», «весь Новгород» и т. п. (ср.: Пашуто 1965. С. 40–51; Водов 1989. С. 53–58). В. Т. Пашуто подчеркивал условность этих летописных выражений, упоминающих всех жителей «от мала до велика». Можно предположить, однако, что эта условность имела особый правовой характер, указывала на правомочность отношений, установленных от имени всей общины, «всего мира».

Но наиболее показательны для нас именно договорные формулы, традиционные для русского средневековья в целом: договор руси с греками 944 г. заключается «от всѢх людий Руския земля (ср.: «людье вси рустии» в том же договоре), с одной стороны, «с самеми цари (и) со всѢмъ болярьством и со всѢми людьми гречьскими» — с другой (ПВЛ. С. 24). А. Е. Пресняков реконструирует и греческий текст договора, опираясь на слова Константина Багрянородного «о всех росах»: «все люди русской земли» πάντων των ρως (Константин Багрянородный, Глава 9; Пресняков 1993. С. 317–318)[127]. НПЛ (с. 46), упоминающая о претенденте на царство в Византии Алексея IV в «Повести о взятии Царьграда фрягами» (той, которой обещает завершить летопись новгородский автор во введении к НПЛ), приводит его слова о том, что «всь град Костянтинь хотять моего царьства» (ср. об этих формулах в древнерусской, византийской и библейской традициях — Вилкул 2009. С. 101–103).