Книга Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова

Левые политики на Севере не протестовали против новой волны репрессий. Наоборот, под градом обвинений в правой северной прессе, где социалисты фигурировали не иначе как «большевистские дельцы»[423],они пытались доказать свой патриотизм, антибольшевизм и лояльность по отношению власти. Лидер архангельских эсеров А.А. Иванов на апрельской сессии губернского земского собрания, отмечая по-прежнему, что «спасение страны… в широком демократизме и в органах народоправства», призывал к соглашению с правительством и правыми группами, так как «только в атмосфере доверия и взаимного понимания может быстро воспрянуть Россия»[424]. Редакция социалистического ежедневника «Возрождение Севера» была готова признать необходимость укрепления военной власти на период Гражданской войны, не видя другого реального способа противостоять большевикам[425]. Наконец, северные социалисты настолько далеко отошли от своей прежней оппозиции военной «контрреволюции», что в мае 1919 г. даже поддержали признание Северным правительством верховной власти адмирала А.В. Колчака, переворот которого они еще недавно единодушно осуждали.

Признанию верховного правителя предшествовало сближение официального Архангельска с Омском, которое наметилось уже с января 1919 г. В правительственном «Вестнике» под специальной рубрикой «Сибирская жизнь» стали появляться сочувственные материалы о действиях и политике Колчака[426]. К соглашению с Колчаком Архангельск подталкивало планировавшееся наступление северной армии на соединение с сибирскими войсками. Этого же добивались и бывшие российские послы, теперь представлявшие за границей белые правительства, и даже официальный глава Временного правительства Северной области Чайковский. Хотя он по-прежнему не поддерживал тактику организаторов омского переворота, Чайковский писал из Парижа, что условия войны требуют передачи всей полноты власти в руки главнокомандующего. Кроме того, в подчинении всех белых правительств Колчаку он видел единственный шанс добиться для них международного признания[427]. В итоге 30 апреля 1919 г. Временное правительство Северной области официально признало колчаковское правительство всероссийской властью[428].

Хотя вскоре распоряжения северного кабинета стали издаваться от имени «Временного Всероссийского правительства», признание Колчака не изменило реального положения Северной области. Связь с Сибирским правительством по-прежнему оставалась нерегулярной, и до предполагаемого в будущем объединения белых территорий архангельская власть продолжала действовать самостоятельно. Однако соглашение выявило изменившиеся политические настроения на Севере России. Торжествовали не только правая и либеральная пресса[429], но и Архангельская городская дума, которая в специальном послании в Омск выразила свою «патриотическую радость» в связи с началом объединения России[430]. И даже рупор местных социалистов, газета «Возрождение Севера», приветствовала признание Колчака. Она была готова простить верховному правителю ноябрьский переворот, если омское правительство подтвердит своей работой, что «народ может его уважать, не только за военные успехи, но и за честное служение свободе»[431].

Таким образом, в результате весеннего кризиса 1919 г. многие умеренно-социалистические лидеры в Архангельске отказались от наметившейся оппозиции белой власти. В отличие от большинства социалистов, например, в Сибири и в эмиграции, которые в ответ на переворот Колчака отошли от поддержки белых правительств, на Севере подобного раскола в антибольшевистском движении так и не произошло. Напротив, после некоторых колебаний архангельские левые круги весной 1919 г. еще теснее сплотились вокруг белой власти. Они теперь признавали целесообразность политических репрессий, чтобы обеспечить безопасность области, а один из левых лидеров, правительственный комиссар Игнатьев, энес и руководитель местного отделения Союза возрождения России, сам санкционировал политические аресты[432]. Хотя социалисты по-прежнему полагали, что руководство областью не может быть эффективным без поддержки со стороны левых политических сил, в целом не противились они и укреплению генеральской власти и лишь прилагали усилия, чтобы «облечь новую власть максимумом народного доверия»[433].

Лояльность северных социалистов белому правительству объяснялась как осознанием того, что большевиков можно победить лишь совместными действиями, так и тем, что у социалистов отсутствовала самостоятельная массовая опора. Открыто выступая как выразители интересов и воли населения, левые лидеры уже с 1917 г. все чаще упрекали жителей губернии в нежелании действовать, как они считали, в собственных интересах и интересах страны. В годы Гражданской войны социалисты по-прежнему полагали, что будущее – за демократическим правлением и выборным представительством населения. Однако, как горестно отмечал незадолго до падения Северной области председатель губернской земской управы эсер П.П. Скоморохов, население не прониклось идеей выборного земского представительства, и «трудно сказать, с чьей стороны было больше непонимания – со стороны населения или со стороны власти»[434].