Книга Тайны земли Московской - Нина Молева

Что говорить, и пресловутые теремные занятия не миновали Софьи. Показывали в Кремлевском дворце Алексея Михайловича шитый ковер ее работы, разложенный на полу у царских кресел. Хранилось там и переписанное ею Евангелие с замысловатыми заставками, сложнейшими заглавными буквицами — полуписьмо, полурисунок.

Впрочем, всеми этими видами мастерства владели все ее сестры, а тетка Ирина Михайловна и вовсе оставила по себе память как незаурядный иконописец и миниатюрист. Ее палата была превращена в мастерскую.

У Софьи другие увлечения. Как самую дорогую вещь дарит она близкому человеку из собственной палаты «шкатуну немецкую, под нею станок на 4-х подножках; в шкатуне 4 ящика выдвижных, да цынбальцы, да клавикорты, а на верху шкатуны часы малые». Без клавесина — цимбал и клавикордов трудно было представить себе жизнь.

И еще книги. Много. Разных. Религиозные — как у всех, исторические и литературные повести — они только появляются на Руси — и… труды по государственному устройству разных стран, разных народов. Софью не смущали и иностранные языки. Она была знакома с латынью, свободно владела польским. Все эти черты широкой образованности смотрелись бы чудом, если бы не замечательный педагог-просветитель Симеон Полоцкий.

Симеон — монашеское имя. Но мирское затерялось, и так и остался для потомков монах Симеон Емельянович Ситнианович-Петровский, по месту первой своей работы в школе Полоцка получивший прозвище Полоцкого. Там его при посещении города случайно встретил Алексей Михайлович.

Преподнесенные монахом торжественные вирши запомнились, и спустя восемь лет царь вызвал Симеона в Москву обучать молодых подьячих Тайного приказа, а еще через три года назначил воспитателем своих детей. Имел ли в виду Алексей Михайлович одних сыновей? Определенно нет. Самые результаты показывают, что Полоцкий стал обучать и дочерей — Марфу, Софью, Екатерину. А Софья оказалась к тому же самой способной ученицей.

Полоцкий писал вирши. Софья овладела этим искусством, сочинял комедии — она последовала его примеру. Но главное: специально для своих учеников Симеон написал своеобразную энциклопедию современных знаний от античной мифологии до астрологии, написал простым, почти разговорным языком, наполнил понятными, взятыми из жизни примерами. Это было ниспровержение схоластики, утверждение просветительства, за которое боролась большая, возглавляемая Полоцким группа русских культурных деятелей. В полной мере борьба захватила и воспитанников Симеона. Десятилетней девочкой Софья стала ученицей Полоцкого, без малого десять лет занималась с ним. Уроки сделали свое дело. Вместе с новыми горизонтами пришли новые желания, и им было не поместиться в теремных стенах.

Путь к власти

Можно было начать выходить из своих палат. Можно было, пользуясь каждым благовидным предлогом, выезжать из дворца. Ни отец, ни тем более молоденький брат не ставили этому никаких препятствий. Характер правления Федора Алексеевича, его устремленность стали быстро забываться рядом с фантастическим размахом действий Петра. И тем не менее это именно Федор Алексеевич отменил местничество, вызвав настоящий переворот среди родовитого боярства. Он запретил членоотсечение — страшный пережиток Средневековья, обрекавший жертву закона на нечеловеческие муки. При Федоре была основана Славяно-греко-латинская академия в Москве, первое гуманитарное высшее учебное заведение, и обсуждался проект создания Академии художеств, где бы учились «на художников», и притом не кто-нибудь — дети нищих, об устройстве которых явно следовало позаботиться.

Наконец, при нем стали стричь волосы, брить бороды и носить «немецкое» платье. Это последнее новшество оказалось самым трудным. Злые языки готовы были обвинять в нем молодую царицу Агафью Грушецкую, ее польское происхождение. Но на самом деле платье и волосы — слишком незначительные детали в общем направлении усилий правительства Федора. Не ему было становиться на пути сестер. Только вот простое нарушение обета затворничества — разве могло оно одно удовлетворить снедавшую Софью жажду деятельности.

Смерть царя, может быть, и не слишком неожиданная, — Федор от рождения страдал тяжелой формой цинги, — выборы нового самодержца из числа малолетних мальчишек — вот что впервые открывало перед Софьей настоящие возможности. Что ж, сама по себе идея регентства женщины — в ней не было ничего удивительного для Руси.

Увлекаясь описанием затишного и благолепного быта теремов, историки XIX столетия упорно не хотели вспоминать, что совсем рядом было правление матери Ивана Грозного, знаменитой своим нелегким нравом и неженским умом Елены Глинской, что жила в народе память о Софье Палеолог, деспине Ивана III, участвовавшей во всех государственных делах, энергии и замыслам которой обязан своими соборами Московский Кремль, а русское государство, между прочим, гербом — двуглавым орлом. А великая княгиня Софья Витовтовна, вызвавшая столько междоусобных войн, такая неукротимая в своем честолюбии и жажде власти! С ней удельным князьям не под силу было тягаться ни в спорах, ни в решительности поступков. Мечты Софьи Алексеевны о власти — в конце концов, в них не было ничего невероятного.

И как стремительно осуществит Софья свои планы! 27 апреля 1682 года не стало Федора Алексеевича и царем провозгласили Петра. Соответственно, предстояло отправить «объявительные грамоты» всем европейским правителям. Они и были заготовлены, но не посланы, придержанные уверенной рукой. 28 мая все изменилось: по требованию взбунтовавшихся стрельцов на престоле оказались два брата — Петр и Иван Алексеевичи.

Конечно, можно говорить о личной неприязни Софьи к царице-мачехе Наталье Кирилловне, о боязни, что с провозглашением царем одного Петра вся власть достанется ненавистной ей женщине. Кстати, они были почти ровесницами: Софье — 25, Наталье Кирилловне — 30 лет. Но ведь действительно важно то, что Софья сумела использовать внутридворцовые распри, найти сторонников и поддержку у стрельцов, добиться переворота. На это «царь-девице», как назовет ее впоследствии один из историков, понадобится всего месяц.

Появляется власть, но только фактическая. Московский корреспондент сообщает Панину, что никакого царского указа о соправительстве найти не удалось. Он может с почти полной уверенностью сказать: такого никогда и не существовало. Все, чего удавалось Софье добиваться, было результатом ее личных усилий и не получало формальных подтверждений. Каждый день можно было лишиться всего достигнутого за долгие месяцы и годы. Но с какой же расчетливостью и дальновидностью Софья создает видимость непреложности и законности своего правления.

Она ничем не заявляет о себе непосредственно после переворота в пользу Ивана — надо сначала проявить себя. И возможность возникает почти сразу. Раскольники во главе с Никитой Пустосвятом добиваются открытого диспута с патриархом и церковными властями в Грановитой палате. Софья поддерживает растерявшихся священнослужителей, приходит на спор о вере сама, участвует в нем, а потом делает решительные выводы. Пустосвят как личность, опасная для государства, был ее решением казнен на следующий день у Лобного места. Его сообщники разосланы по дальним монастырям.

У Софьи не дрогнула рука казнить и руководителей стрельцов, князей Хованских, только что обеспечивших ей путь к власти. Их положение среди стрельцов — государство в государстве, связь с раскольниками представлялись царевне недопустимыми. В решительности и твердости Софья не уступала Петру. Но зато после этих первых шагов она вставляет свое имя в государственные грамоты. Пока еще после братьев и только в документах, не выходивших за пределы страны.